Брауна» по адресу Довер-стрит, 23, и с нетерпением ожидаю узнать подробности той странной тайны, на которую вы намекнули.
Ваш покорный слуга
Огюст Дюпен.
Нетвердой рукой я отложил в сторону письмо Дюпена и собрал другие испятнанные кляксами и измятые листы. И вот что я, погружаясь в оцепенение, прочел:
«Ариэль», 13 июня 1840 г.
Дорогая Сисси, драгоценная моя жена!
Пишу в каюте, на борту корабля, направляющегося прямиком в ад. Прошло меньше недели с тех пор, как мы отчалили, но я боюсь, что больше не выдержу этой бесконечной качки. Мое здоровье ухудшается с каждым днем, и невозможно утвердить себя в земном мире, не будучи окруженным ничем иным, кроме воды – каждый бесконечный день, и еще один, и еще. Вода эта не плещется спокойно, но бурлит, и кипит, и угрожает полностью поглотить нас. Постоянно боясь утонуть, я более всего страшусь потерять тебя, моя дорогая, мой якорь спасения. Потому что я солгал тебе. Я сказал, что еду в Лондон по литературным делам, а ведь на самом деле я хочу раскрыть ужасную тайну – тайну, пятнающую мой род. Если эта таинственная шкатулка с письмами – не чья-то злая шутка, и если мое наследие действительно столь постыдно и омерзительно, боюсь, твоя любовь и весь источаемый ею свет погаснет, как угасает падающая звезда в водах океана, окружающих меня. И если я потеряю эту чистейшую истинную любовь, тогда и сам я буду уничтожен.
Снаружи бушует шторм, внутри же бушуют чувства. Они рвут паруса и саму основу моего существования. Как безрассуден я был, когда оставил семью в поисках ответов на вопросы из прошлого, унаследованные мною по крови, хотя и не по делам. Я должен доказать, что все это ложь! Ведь слова на бумаге могут лгать, если автор лжив.
Но знай, дорогая Сисси, что мои чувства истинны. Я заключу их в бутылку и брошу в истязающие меня волны, чтобы они перенесли ее на много миль, туда, где море превращается в реку Скулкилл. Ее токи донесут бутылку до самой Филадельфии, пока она не найдет тебя, гуляющую вдоль берега, где мы обычно вместе гуляли по вечерам. И когда ты поймаешь эту бутылку и вынешь ее содержимое, ты узнаешь, Сисси, любовь моя, что Эдди до сих пор думает о тебе, даже на самом дне моря.
Остаюсь навеки преданный тебе,
твой пропащий мальчишка.
Письмо, стиснутое в трясущихся пальцах, оглушило меня. Его мог написать только я, но я не помнил, как и когда сделал это. Снова мой злополучный двойник, призрак, время от времени овладевающий мной, насмеялся надо мной! Я обещал Сисси полностью воздержаться от спиртного, и, хотя не помнил, как нарушил клятву, вокруг меня было более чем достаточно доказательств, что она нарушена. Ничьи глаза, кроме моих, не должны были видеть это письмо. Я собрал страницы, запихал их в карман и покинул каюту, намереваясь выкинуть письмо в море.
В кают-компании было пусто, и я проскользнул на палубу незамеченным. Корабль несся и брыкался, как необъезженная лошадь. Мучимый головокружением, я пробрался на корму. Вдруг ноги подогнулись подо мной. Я уцепился за поручни, но слишком поздно. Я рухнул на палубу, и все вокруг окутала тьма.
Сверху
