плечами и рассеянно развёл руками. Отчего я рухнул с тихим, но, довольно— таки жалобным стоном – в тот момент, сержант держал меня под руку, что б я не упал. Он меня тут же поднял на ноги, к сожалению, в сознание, я от этого пришёл только частично. Глаза открылись, а вот ноги я чувствовать перестал.
Следующие две недели мы провели в местном лазарете.
Вопреки романам о жизни доблестных солдат, находящих в армейском лазарете любовь или безумный секс (в зависимости от характера романов), симпатичных медсестёр там как— то не случилось. Из женщин вообще, только тётя Клава была. Уборщица бальзаковского возраста. Из персонала имелись ещё доктор, вечно страдающий с похмелья и фельдшер, который умудрился пришить свой собственный палец, когда штопал порез какому— то срочнику. И десяток медбратьев возрастом от 20 до сморщенной в урюк лицевой части. Но кормили там неплохо. Компот всегда был вкусным. Детское пюре нам с Андреем очень понравилось, сладкое такое…, понравилось, несмотря даже на то, что док утверждал, что сие есть толчёная картошка…
Мы не особенно печалились своим положением. Всё произошедшее грамотно, в красках показало нам, какой будет эта служба, чего нам ждать. Так что мы старались не падать духом и набираться сил, понимая, что худшее ещё впереди. Ни я, ни Андрей не имели привычки сдаваться. Не умели мы и отступать. Не знаю, что бы там случилось, как бы всё закончилось – даже не хочу строить догадок. Только всё обернулось не так, как мы ожидали.
В часть мы уже не вернулись.
Однажды утром в палату пришёл доктор и два квадратных джентльмена в военной форме. Джентльмены были густо украшены планками орденов (очень странными, на всех имелся крошечный рельеф – летящая птичка непонятной принадлежности), наградными ленточками и имели морды очень кирпичные, да глаза стальные. Лица в шрамах. И погоны, каких нам видеть, не приходилось даже в кино.
– Поздравляем. – Сказал тогда один из них. Лежали мы на соседних койках – переглянулись. Признаюсь испуганно. Просто таким тоном и голосом не поздравляют, а о приговоре сообщают. Пожизненном. Впрочем, примерно так оно и было. Кондор – это навсегда. – Лекс, введи их в курс дела. Доктор, всех пациентов из палаты нужно убрать.
– Но… – Заикнулся было наш док, по обыкновению небритый и слегка косой.
Квадратный парень раз на него глянул, и док тут же метнулся к дверям. Высунулся в коридор и громким рёвом потребовал явиться медбратьев и даже Клаву. В течение нескольких минут палату очистили от людей. Первый солдат непонятной принадлежности вышел за дверь и, надо полагать, заблокировал её собственным телом. Второй, Лекс, встал у подножья коек и зачитал нам речь. К тому времени как он закончил мы оба были бледнее своих бинтов, но присутствия духа старались не терять. И всё же, когда эти двое покинули палату, Андрей тихо прохрипел:
– Пиздец нам Серёга…
Я тогда только кивнуть сумел
