рии, жестокой и настоящей, кровавой и человечной, грязной по своей сути и чистой по своей правде. В начале XIX века у берегов жаркого Сенегала произошла морская трагедия – кораблекрушение фрегата «Медуза». Интересный случай, который по своей натуральности и искренности может заслуженно называться Новейшим Заветом. Святое писание мира сего, в котором излагается цепь событий и фактов, благих деяний и злых поступков, которые отображают и констатируют сущность человеческого Я. Казалось бы, ну как такой исторический пустяк может считаться прообразом нового святейшего писания? Но вся «прелесть» этой истории – в нас. Участник данного действа – бессмертный человек. И неважно, ветхозаветный он или коранический, современный или первобытный. Его деяния, поступки и способы решения жизненных задач всегда одинаковы. Жестокие, беспощадные и всегда «природные». Разговор пойдёт о человеке, который в ходе описываемых бедствий раскрылся во всей своей красе, наготе, умеренности и милосердии. Вышеперечисленное, конечно же, следовало бы заключить в кавычки, как нечто противоположное, несвойственное, но этого не будет в данном изложении, так как то, что случилось, является ПРАВДОЙ. Это наша жизнь. Так уж сложилось, что произошедшее представляет из себя прекрасную модель современного мира в миниатюре, где взаимоотношения людей ярко проиллюстрировали любовь к ближнему. Человек в этой истории имеет одно лицо, но настоящее, не припудренное и неограниченное. Важно увидеть истинного (настоящего) человека во всём. Историю данного происшествия нужно преподавать в школах, иллюстрировать в общественных местах, размещать эпизодами на пачках сигарет и не забывать никогда. Совсем никогда.
Эмиль Чоран, очень интересный и натурально-правдивый франко-румынский (!) философ, описывая жизнь, как «шествие недочеловеков», очень возмущался безысходностью нашего проклятого и насквозь лживого бытия: «Человек ушёл в сторону от своих путей, уклонился от своих инстинктов и забрёл в тупик. Он мчался без остановок… чтобы достичь своего конца. Животное без будущего, он увяз в своём идеале, проиграл свою игру. Из-за того, что он непрестанно желал превзойти самого себя, он сделался неподвижным; и единственный выход для него – перебрать в памяти свои безумия, расплатиться за них и извлечь из них новые комбинации… Однако есть среди людей такие, которым и этот выход уже заказан. Отвыкнув быть людьми, – говорят они себе, – мы даже не знаем, принадлежим ли мы ещё к какому-нибудь племени, к какой-нибудь расе или хотя бы к какому-нибудь отродью. Пока мы придавали значение предрассудку под названием „жизнь“, мы разделяли заблуждение, делавшее нас равными остальным людям… Но затем мы отделились от нашего биологического вида… Наша прозорливость, сломав нам позвоночник, сделала нас совсем вялыми, превратила нас в какую-то беспозвоночную дрянь, которая растянулась поверх материи, чтобы пачкать её своей слюной. Мы затерялись среди слизняков, после того как достигли последнего рубежа, смешного последнего рубежа, и сейчас нам приходится платить за то, что мы плохо воспользовались нашими способностями и грёзами… Жизнь отнюдь не была нашим уделом: даже в те мгновения, когда мы упивались ею, всеми нашими радостями, мы были обязаны не ей, а восторгам, поднимавшим нас над ней. Мстя за себя, она увлекает нас на дно: шествие недочеловеков в сторону недожизни…»
Эх, Эмиль, Эмиль… Успокойся же ты, кричит ему человек, но философа понесло: «Да будет проклята во веки веков звезда, под которой я родился, да не захочет её удержать при себе никакое небо, да рассыплется она в мировых пространствах с позором, словно пыль! И да будет навсегда вычеркнуто из списков времени то предательское мгновение, которое вбросило меня в толпу живых существ! Мои желания уже не сочетаются с этой помесью жизни и смерти, в которой ежедневно опошляется вечность. Утомлённый будущим, я пересёк его из конца в конец, и всё же меня продолжает мучить неведомо какая-то неумеренная жажда. Неужели так и не будет конца этому отчаянию в этом непредсказуемом мире, где, однако, всё повторяется? Сколько мне ещё повторять самому себе: „Я ненавижу эту жизнь, которую я боготворю“? Ничтожность наших бредов превращает нас всех в богов, покорных пошлому року. зачем нам продолжать восставать против симметрии этого мира, если даже сам Хаос оказался лишь системой беспорядков? Поскольку наша судьба состоит в том, чтобы догнивать вместе с материками и звёздами, то мы, словно безропотные больные, будем до скончания веков культивировать своё любопытство в ожидании предопределённой, ужасной развязки».
Эх, Эмиль, Эмиль, не стоит вопрошать тебе, quousque eadem? (доколе же ещё вот так?), и кричать в пустоту. Тебя бы на плот посадить, к тем медленно сходившим с ума людям, которым «твой» мир столь наивен и чужд. Когда-то и они его кляли и поливали помоями, но пробил час остаться людьми, и они ими остались… Они сумели выжить в «этом непредсказуемом мире» и с гордостью остаться людьми, даже несмотря на убийство, каннибализм, предательство и смерть. Несмотря на жизнь «без перил», они узнали «конец отчаянию». Узнали. Они были псевдолюдьми, но в попытке выжить обернулись в настоящего природного человека. Концом отчаяния оказалась жизнь.
Героями этого небольшого повествования станут обычные люди, выжившие и/или
