сновидений – Андрей резко проснулся посреди ночи, когда на небе уже светила полная луна. Поначалу он не понял, почему оборвался сон, но немного прийдя в себя, почувствовал, что подушка мокрая от слез: оказывается, не во сне, а наяву он плакал. Невольно юноша представил лицо брата Александра – довольное и счастливое, а рядом с ним его суженную Анастасию, а вот Елену, которую пророчил отец ему в жены, он не видел. И от этого стало еще горестнее, еще хуже. Как так получилось, что брат всегда добивался своего, а ему, Андрею, выпала доля бессловесного подчинения?
Рано утром с криками петухов вся семья Тащеев проснулась. Холопы уже приготовили чистую одежду, накрыли утреннюю трапезу. Никита Федорович бодрым шагом протопал в комнату старшего сына и громко постучал в дверь. Невыспавшийся, бледный Андрей встал с кровати и подошел к умывальнику, дабы помыть лицо холодной водой. Невольно его взгляд устремился на зеркало, откуда на него смотрело доселе неизвестное лицо с опухшими веками. Андрею вообще не хотелось никуда идти, а тем более, с отцом и братом, но ослушаться не мог: князь не простит, а мать ничем помочь не сможет.
При виде старшего сына Марфа Егоровна пришла в ужас – такого его она не видела.
– Уж не заболел ли ты, Андрюшенька? – тихо, дабы Никита Федорович не услышал, спросила она.
– Нет, матушка, со мной все хорошо. Дурные сновидения видел нынче ночью, только и всего.
Княгиня перекрестила сына и прочитала молитву от сглаза и нечистой силы.
Возле паперти храма в это воскресное теплое утро толпились люди: мужчины, женщины, подростки да дети малые, были даже младенцы, кричащие на руках матерей. Разношерстный люд в богатых и бедных одеяниях пришел на молитву, дабы замолить грехи и получить благословение священника.
– Ох, – промолвил один старик в толпе, поддерживаемый должно быть сыном за руку, – когда же отворят двери и впустят в храм-то?
– Погодь, отец, – ответил кто-то, стоящий рядом, – еще рано.
Никита Федорович с высокомерным видом оглядывал холопов-простолюдинов. Сам он, в окружении сыновей и верныз людей, стоял чуть поотдаль, дабы бедняки не смогли прикоснуться к его одеждам. Отдельным рядом стояли в ожидании жены и дочери дворян, бояр, князей. Их украшенные биссером и каменьями повязки и кокошники были спрятаны под туго сидящими платками. Этих девушек и женщин специально держали в стороне, словно драгоценные камни в невидимой хрустальной шкатулке.
Стая голубей взметнулась ввысь к голубому небу, и все присутствующие проводили их полет радостным взором. Раздался колокольный звон, потом еще и еще. Кто-то, стоя на паперти, перекрестился. Тяжелые дубовые двери храма отворились и толпа богомольцев ринулась во внутрь, проворно работая руками и локтями. Молодые послушники, еще не возведенные в сан, с лукавой улыбкой оглядывали прихожан, подумывая о том, как меняются люди: в дверях такие проворные, а как войдут в храм, так сразу делают постное лицо, глаза опускают, подходят к иконам,
