на улице и навязывал им дискуссии о просмотренной картине. На главной улице Джон заговаривал с каждым встречным о семье и здоровье детей. Даже стал посещать епископальную церковь, хотя крестился в греческой православной. Поначалу все думали: «Втирается в доверие». Потом привыкли. Теплых чувств, однако, так и не возникло: «Меня не приняли в этом городе, – жаловался Джон своему другу. – Ни разу даже не выбрали в школьный совет!»
Другой бы плюнул, свернул лавочку и подался в лучшие края. Но только не Ригас! Неприятие общины лишь усиливало его желание добиться успеха. Прорыв случился через два года – в 1952-м Джон приобрел у регионального оператора франшизу на проводку кабельного телевидения в Каудерспорте. Согласно информации Национального музея кабельной индустрии, в то время во всей Америке было только 60 кабельных систем. Ригас попал в самое яблочко.
Через четыре года вместе с братом Константином (все вокруг звали его Гас, потому что не могли выговорить полное имя) Джон провел кабельное телевидение и в родном Уэллсвилле. Дело пошло. К середине 60-х Ригас построил большой дом, возвышающийся на холме прямо над Каудерспортом: маленький человечек брал реванш над недружелюбным городком. Дом был огромным, с бассейном и садом, что, впрочем, соответствовало запросам разросшегося семейства: Дорис и Джон растили троих сыновей и дочь. Пришло и столь долгожданное признание со стороны аборигенов: Ригаса избрали в совет не то что школы, а даже местного банка.
После подключения Уэллсвилля братья Ригасы стали скупать один за другим кабельные системы в сельской местности Пенсильвании и Нью-Йорка. Кредиты брались нещадно без всякой оглядки на потенциальные риски. Как-то раз Джон Ригас завернул к приятелю Генри Лашу, владельцу местной мебельной мастерской, и весело сказал: «Привет! А я только что одолжил 10 миллионов долларов». Секретарша Ригаса почти все свое время проводила в банке, оформляя переводы денег с одного счета на другой, чтобы временно удовлетворить претензии бесчисленных кредиторов. Кредиторам, между тем, было о чем беспокоиться: Джон Ригас легко брал деньги, зато выцарапать их обратно было практически невозможно. Когда Брюс Кахилли, отчаявшись получить полагающуюся скромную компенсацию за юридические услуги, приехал домой к Ригасу, то вместо денег поимел равнодушное пожатие плечами: «Сейчас нету!» «С паршивой овцы хоть шерсти клок», – подумал Брюс и в отчаянии схватил в гараже две двадцатилитровые канистры с голубой краской для бассейна. «Бери-бери! – приободрил его хитрый грек. – Дорис как раз не нравится этот цвет, хочет только зеленый».
Все свободное время Ригас отдавал воспитанию детей. Воспитание это было еще круче, чем у него самого: не пить, не курить, по стране автостопом не мотаться (этим грешили племянники Джона). После школы все дети продолжили обучение в самых престижных колледжах. Старший сын Майкл, затворник по природе, проводящий субботние вечера за очередным учебником, с блеском закончил Гарвардский университет. Средний сын Тим получил степень бакалавра экономики
