тихо и без суеты. С парнем и Пауком разберешься сам.
– Не хотите его увидеть? – не уточная, кого именно, спросил я.
– Нет, это лишнее, – решительно мотнул головой инспектор и встал с кресла. – Ко мне есть просьбы?
– Нужен чистый личник для Этны.
– А без меня никак?
– В принципе это не горит, – ответил я, умолчав, что Лакис уже сделал моей напарнице фальшивые документы. – В общем, если удастся сделать все без нарушения закона, буду благодарен.
– Хорошо, я посмотрю, что можно сделать, – сказал инспектор и с явно испорченным настроением покинул мой кабинет.
Ну и фиг с ним – я не золотая монета, чтобы всем нравиться. У нас с Маком не искренняя дружба, а взаимовыгодное сотрудничество. Теперь еще нужно как-то уговорить Нарика сменить амплуа. Вдруг он боится летать и не имеет ни малейшего желания портить свое тело татуировками.
Мои опасения оказались совершенно безосновательными. Как только парень услышал об океанских паролетах и ловцах, в его глазах загорелся такой восторг, что я сразу перешел к другому вопросу:
– Нарик, ты ведь понимаешь, о чем должен молчать и никому не говорить?
– Конечно, дядя Ром. Я никогда и никому не расскажу…
Ну да, не ты первый, не ты последний – детский максимализм принимал и более впечатляющие формы. Но при этом желание доказать всем, что ты являешь собой нечто большее, чем думают окружающие, тоже одна из граней этого же максимализма. Так что подбросим-ка мы тебе мысль поинтересней.
– О чем не расскажешь? – по-доброму улыбнулся я.
– Ну, о том, что инспектор мой…
– Нарик, поверь, это не так, за этой тайной кроется другая. О ней тоже нельзя говорить никому на свете.
– Какая тайна? – с трудом выдохнул парень.
– Инспектор Никор лишь присматривал за твоей мамой и тобой по просьбе твоего отца. Ты знаешь, кто он? – осторожно спросил я, чтобы вовремя отредактировать сказку.
– Откуда? – вздохнул Нарик. – Мама никогда о нем не говорила и всегда злилась, когда я спрашивал.
– И правильно делала. Это не моя тайна, но ты должен знать, что твоим отцом был глава Старшей Семьи.
– Какой из них?
У паренька глаза стали как у совенка. Я с трудом сдержал фырканье.
Ну мексиканское мыло, честное слово. Ни один взрослый человек не поверил бы в эту белиберду, но это взрослый. Но потренироваться следовало – мне еще втюхивать эту ерунду Пауку.
– Все, Нарик. Это был первый и последний раз, когда такие слова произносятся вслух. Если меня спросят, буду отрицать и первым назову тебя лжецом, – сказал я и, решив, что кашу маслом не испортишь, добил голливудским клише: – Помни, чем больше величие, тем больше ответственность. Ты не можешь опоганить честь своих предков бесчестьем.
Что я несу?!
Мальчик закивал как китайский болванчик, и я решил, что с него хватит. Пусть переваривает все в одиночестве.
Мерзко,
