просто обгоняющего – и этот первый взгляд её был безлично приветливый взгляд прохожей, по настроению момента. Вылетев перед ними, я всей спиной, затылком почувствовал себя на виду и как на костылях расхлябисто понёсся вперёд, пересекая им путь. «Вот тебе и восьмиклашка! Спокойно пройти не смог, – подумал тут же, задыхаясь от возбуждения, а сознание торжествовало: – Но и она уже знает о моём существовании. Знает!» Отойдя к зданию речного вокзала, ещё оглянулся – они шли к грузовому порту неподалёку, где клювастые подъёмные краны разгружали или грузили баржи. Теперь она была в чёрных брючках и от этого показалась мне взрослее, женственно грациозней – светлая фея детей, которую они любят и слушаются. «Увидел всё-таки, а! – всё не отпускало с первой радости. – Ну, слава Богу – здесь; значит, буду, должен видеть…»
На троллейбусной остановке, конечной здесь, на привокзальной площади, стояла очередь, в основном наши же, пароходские, – поэтому ничего удивительного как будто бы и не было в том, что в троллейбусе я оказался бок о бок стоящим… проказы дьявола! – с Ларисой; руки наши держались за один поручень, могли нечаянно соприкоснуться. Мать её с Афродитой Германовной сидели напротив и, так как я весьма откровенно косил на её руку, плечо и лицо, – заметили и взяли меня на глаз, впрочем, как я расценил, довольно благожелательный… У центрального универмага троллейбус опустел – все наши пароходники сошли как по команде и рассеялись в городской толпе, окунувшись в свою родную стихию.
Я пустил время хоть обежать самый центр – магазины меня не интересовали, а почувствовать пульс здешней жизни – где же лучше, как не на улицах. Обратно шёл пешком по маршруту нашего троллейбуса, чтобы вплотную ещё ощутить город, который был для меня новым, ближе увидеть его людей; да и устать хотелось, приятно устать от ходьбы, от пестроты и шума улиц, чтобы с тем большей отрадой вернуться к спокойному отшибу причалов и жадно глотнуть речной, свежо одувающей дали – скорой твоей дороги, в которой не будет сожаления об оставленном. Шёл бодро, с удовольствием, так что подходя к речному вокзалу и вправду приустал и слегка даже взмок, хотя небо затянуло и было нежарко.
Наш пароход стоял теперь у причала, как длинный дом на площади, – трёхпалубники ушли. Стало открыто и пусто. Я остановился у угла здания вокзала, чтобы со стороны, уже отдалённый городской суетой, с этой чужой, ни к чему меня не обязывающей земли, посмотреть на наше кочевое жилище, заново услышать запах его души, вдохнутой случайным многоликим собранием людей, – и отойти душой, радостно зная: вот настоящее твоё, вольно обособленное, сейчас ступишь – и всё продолжится. Народу не было ещё, редко где замечался на палубе один-другой из пассажиров не прельстившихся соблазном прогулки по городу.
Взгляд сразу поймал красную кофточку на предносовой палубе 3-го класса. Ах, вот, значит, где её царство! Так-так! Фея приняла свой пароходный, первоначальный облик, тот самый, который именно всё искал я со вчерашнего видения, и теперь больше походила на
