чего ж ты хочешь. – Свеклушин разорвал пакет, вытряхнул норму на ладонь, отщипнул кусок и сунул в рот.
Трофименко потрогал норму:
– И свежая… во мягкая какая. А у нас засохшая. Крошится вся… организаторы, бля. Не могут организовать…
– А вы написали бы куда надо. – Свеклушин жевал, периодически отщипывая.
– Написали, бля! – Трофименко швырнул папиросу, придавил ногой. – Не смеши, Саша.
– Не помогает?
– Да конечно. Всем до лампочки. А потом, говорят, почему периферия тянет слабо? Смешно. Сказка про белого бычка. Везут, везут опять пакеты эти. А там шуршит засохшая, лежалая. Норму уж могли бы наладить. Странно это всё…
– Дааа… много у нас ещё этой несуразицы. – Свеклушин сунул в рот последний кусочек, скомкал хрустящий пакетик, хотел было швырнуть в урну, но Трофименко остановил: – Дай мне, не выкидывай. Жене покажу.
Он разгладил пакетик, спрятал в карман.
Встали.
Трофименко поправил фуражку, Свеклушин – шарф. Секунду разглядывали одежду друг друга.
Трофименко шмыгнул носом:
– Саш… а вот если такую куртку достать? Трудно?
– Да не то чтоб очень… но это чешская. Тоже дефицит.
– Ну я переплачу там сколько надо, деньги есть, а? Как?
– Да можно попробовать. У Верки продавщиц много знакомых. – Свеклушин переложил портфель в левую руку, вздохнул: – Попробуем. А щас ты, Серёг, дуй на вокзал. Забирай вещи. Адрес помнишь?
– Ну ещё бы…
– Ну и чудесно. Беги. Чтоб через полчаса – у нас. Усёк?
– Усёк. – Трофименко улыбнулся.
– Давай. Ждём. – Свеклушин кивнул, повернулся и бодро зашагал прочь. Трофименко улыбался и смотрел ему вслед.
Радушкевич убавил огонь, шоколадная пена какао стала подниматься медленней.
Как только она доползла до края кастрюльки, он выключил газ и стал помешивать какао ложечкой.
– Пап, смотри, цирк передают! – закричала из комнаты Света.
Не отвечая, Радушкевич снял кастрюльку с плиты, налил какао в чашку, сел.
– Акробаты, пап!
Он распечатал норму, вывалил в глазурованную чашку, достал из холодильника банку баклажанной икры, открыл, ложкой стал класть на подсохший брикетик нормы.
– Перелетают, пап!
Радушкевич ложкой перемешал норму с икрой, нарезал хлеба.
– Во, пап! Одновременно трое!
Он стал намазывать получившуюся массу на хлеб.
– Кувырки прямо в воздухе!
Всей массы хватило на семь бутербродов.
Радушкевич помешал какао, отхлебнул, взял первый бутерброд, откусил.
– А тётя через ноги вылезла, пап!
– Да бог с ней… – еле слышно пробормотал Радушкевич, прихлебывая какао.
Стуча когтями по полу, подошёл Генри, ткнулся чёрной мордой в колени.
Радушкевич дал ему кусок сахара.
