чувствовал в его тронном зале. Под столешницей и по фасаду стола были вырезаны причудливые завитушки, листья и многое другое. За спиной Николая Петровича размещен во всю стену шкаф, в таком же стиле, что и стол. И эта антикварная мебель, на мой взгляд, никак не сочеталась с современным массивным кожаным креслом и стеклянной стеной кабинета, через которую он отслеживал всех сотрудников в офисе.
Опустив глаза в пол, я сдерживаю себя от спора и язвительных фраз. Николай Петрович еще не отошел от прошлого раза, когда я сразу после ночного клуба, как добросовестный гражданин, явился на работу, но шутка не удалась.
– Что за вид? – грубо спрашивает он хриплым голосом и смотрит на меня снизу вверх.
– Ну, там бабушка, а потом лужа… э-э… – сочиняю я, не смотря в его глаза.
– Ты как нормальный журналист не можешь придумать причину своего внешнего вида? Учти, Морозов, ты здесь работаешь, потому что твой отец, мой очень хороший друг, дай Бог ему здоровья! – Николай Петрович всегда произносит четко каждое слово, как молотком вбивает в мой мозг. А когда он злится, то его обвисшая нижняя часть лица раздувается, как у жабы, и тогда он начинает извергать слова вместе с брызгами слюны.
– Я обещал твоему отцу, что сделаю из тебя человека. И мне очень, повторяю, ОЧЕНЬ сложно выполнить свое обещание, – произнес он, тыча указательным пальцем в стол.
– Ну да, я – дебил и не такой «очень, очень…», как мой отец, – вырвалось у меня от обиды, потому что меня злит, когда меня попрекают моим непутевым отцом. Конечно, для всех он правильный и идеальный. – Спасибо вам, Николай Петрович! Я уже на человека начинаю походить, старушку сегодня спас… – с ухмылкой произнес я.
– Не паясничай! – заорал он, хлопнув ладонью по столу. – Знаю я, каких ты старушек спасаешь, длинноногих в мини-юбках. – Последую фразу, он бросил небрежно.
В моей голове промелькнул образ выразительных карих глаз, золотисто-каштановых кудрей, ямочек на щеках, и я близко не мог сопоставить ее с девицами в мини-юбках. Голос шефа вернул меня в реальность.
– Итак, Морозов, – успокоившись, начал говорить шеф. Он всегда ко мне обращается по фамилии, так он проводит грань между главным редактором Николаем Петровичем и дядей Колей – другом папы. – У меня сегодня было совещание, и директор считает, что нашей газете не хватает популярности…
– И при чем тут я?
– Не перебивай, пожалуйста, и можешь сесть, – указал он рукой на кожаное кресло, которое стоит у стены, напротив стола.
Я сажусь в уютное кресло, он меня сопровождает мудрым взглядом. На самом деле я к нему очень хорошо отношусь. Он серьезный мужик, который много повидал в своей жизни, и ему есть чему меня научить, но постоянные сравнения с отцом будоражат мои воспоминания, и я хочу совершать отчаянные поступки, за которые мне будет стыдно. Иногда они, мудрые и опытные деятели, учат нас молодых, а поступают так, что нам за них приходится краснеть. Я молчу, смотрю в его лицо. Раньше я не задерживался долго
