лица всегда было доброе, бесхитростное, улыбался он всегда искренне и от души, обнажая при этом ровные белые зубы. Ратмир брил лицо, хоть в последнее время делал это всё реже, позволяя щетине разрастись погуще, закрыть хоть на время ужасный шрам. Язык, на котором он говорил, вроде был тот же язык словен и русов, но слова и выражения были так изящны, будто на этом языке художник говорил чаще с богами, чем с людьми. И он не скупился на изысканные комплименты, что очень льстило юной падчерице воеводы. Агнии нравилось проводить с ним время, для Ратмира же эти встречи была настоящим отдыхом для души. Ведь ночами его мучили кошмары, спал он плохо, да ещё и будил своим криком товарищей. Однажды, когда Ратмир после очередного такого кошмара выбежал на улицу, Филипп направился за ним и, оказавшись на улице, в ужасе отшатнулся к стене. Кисти рук, лицо, всё тело художника было покрыто набухшими волдырями. Некоторые из этих волдырей успели полопаться, обнажив красную больную плоть. Это были настоящий ожоги, причём в таком количестве, что должны были причинять Ратмиру невероятную боль.
– Воды, – взмолился он, опуская руки в поилку для лошадей, – Филипп, принеси мне ведро воды, прошу.
Филипп бегом направился к колодцу, бросил туда ведро на верёвке, прокрутил катушку, достал, и с полным деревянным ведром воды направился к юному товарищу. Когда богатырь вернулся, его поразило то, что на кистях рук Ратмира от ожогов уже не осталось и следа.
– Лей мне на голову, – попросил художник.
Филипп выполнил его просьбу, не задавая вопросов. Медленно он выливал воду из ведра на голову Ратмиру и видел, как волдыри сдуваются, красные раны затягиваются, тело исцеляется. Вскоре юный художник был таким же как прежде, только выглядел уставшим и тяжело дышал.
– И так каждый раз? – спросил Филипп.
– Нет, вчера было не так сильно. Каждую ночь бывает только хуже. Я боюсь, что однажды я не успею проснуться и сгорю в своей постели. Сгорю изнутри, и никто не сможет мне помочь. Никто просто не знает, не понимает, что со мной. И я не понимаю.
– Это всё тот самый Змей Горыныч, – предполагал Филипп, – видимо, он уже совсем рядом, и, чем он ближе, чем тебе хуже. Я никогда не встречал ничего подобного, но, думаю, на тебе какое-то страшное, не знакомое нам проклятие. Змей медленно забирает у тебя силы, как и любой колдун.
– А почему бы ему сразу не убить меня и не забрать всё?
– Нет, так он получит меньше. Ты каждый день восстанавливаешься, черпая силу у других. Он убьёт тебя, когда тебе будет совсем невмоготу. Но не бойся, мы тебе поможем, скоро мы разберёмся с этим Змеем.
Ратмир лишь разочарованно махнул рукой и пошёл прочь. Его ещё мучила изжога и боль в животе, как всегда в первые часы после пробуждения. Филипп не нашёл больше, что ему сказать, хоть и лицо его было полно сочувствия. Ратмир снова взялся за свою живопись и молился, чтобы ему посчастливиться вновь увидеть Агнию. Лишь она могла помочь ему забыть о боли и о том аду, который снова будет ждать его ночью.
Филипп был прав, Змей был совсем близко. Ратмир понял
