на свое сафари. Машина с нашим водителем подъедет к отелю утром. Вы будете двигаться по трассе в сторону серпантина, останавливаться и ловить ваших бабочек. Мы будем незаметно прикрывать вас, следить, чтобы на вас не напали. Кадашкин выделяет грузовик с зениткой и взвод солдат. Он сказал, что в окрестностях Лубанго появились группы диверсантов. Если Маквиллен захочет, он может организовать ваше похищение.
– Он еще не начал со мною игру. Я ему важен как свободный журналист, а не как пленный разведчик.
– Это может случиться помимо его намерений. Здесь воруют белых людей. Их меняют на деньги, на оружие, на черных пленных. Я бы посоветовал вам завтра, перед тем как выйти из отеля, покрасить черным лицо и руки.
– Вы хотите, чтобы я ловил бабочек под прикрытием зенитной установки, покрасившись в черный цвет? Да бабочки разлетятся в ужасе.
– Но мне будет гораздо спокойнее.
Белосельцев засмеялся. На его смех тут же налетело множество золотых пылинок, окружило хрупкой сухой коростой, унесло сквозь стены. Кто-то невидимый за стеной разламывал тончайшую золотистую скорлупу, вынимал из нее сердцевину смеха, как извлекают из раковины влажное тело моллюска. Белосельцев не знал, кем был этот невидимка. Но он чувствовал, как его изучают, словно в комнате присутствовал невидимый разум. И этим бестелесным разумом мог быть душный и плотный воздух, насыщенный золотыми частичками.
– Если ваша охота пройдет благополучно, вы спуститесь с серпантина и будете ждать нас с Кадашкиным. Все вместе пересечем пустыню и на берегу океана устроим пикник. Там, как бы случайно, мы покажем Маквиллену десант советской морской пехоты. А пока возьмите вот это. – Аурелио вытащил из-за ремня пистолет и положил на бархатное покрывало. И сразу же к пистолету, продавившему бархат, протянулись едва заметные красные стрелки. – До завтра. Желаю удачи. – Аурелио встал и ушел, осторожно оглядываясь. И когда он исчез, в воздухе еще мгновение сохранялась оставленная им пустота, окруженная золотыми пылинками.
Вечером они сидели с Маквилленом на открытой веранде за столиком и пили виски. Теплые сумерки пахли осенней листвой, горьковатым дымом. По резному камню фасада, по точеным столбам веранды тянулись вьющиеся гибкие розы, шелестел невидимый близкий фонтан. В номерах стояли собранные дорожные баулы с сачками, сухими галетами, бутылками минеральной воды. Они коротали вечер, медленно, сладко пьянея. Белосельцев приближал к глазам тяжелый, с золотистым напитком стакан, смотрел сквозь него на фонарь, который превращался в лучистый цветок.
– Удивительное дело случай! – говорил Маквиллен, откинувшись в легком венском кресле, сентиментальный, задумчивый, нежно касаясь пальцами близкой черно-красной розы. – Тогда, в Брюсселе, счастливый случай свел нас у стенда с африканскими бабочками. Случай – та маленькая бордовая нимфалида – побудил меня тогда обратиться к тебе, незнакомому мне человеку. Случай привел тебя в Анголу в поисках
