совсем не страх, а скорее ожидание открытия – открытия чего-то, что я не была уверена, мне хотелось увидеть.
Тиш припарковала машину там, где я обычно останавливалась со своим велосипедом. Достав с заднего сиденья два блокнота и коробку карандашей, мы вышли из машины и пересекли двухполосную улицу. Было еще рано, и кладбище выглядело одиноко, но это не означало, что там было пусто. Тяжесть лет висела в воздухе как испанский мох, минувшие события протекали перед моим внутренним взором.
– Здесь красиво, правда? – спросила шедшая впереди Тиш, когда, войдя в ворота, мы шли к церкви по вымощенной кирпичом дорожке.
– Да. И какое огромное кладбище. Я не ожидала, что оно такое большое. Здесь можно заблудиться.
– Такое случалось. Островитян здесь хоронят уже больше двухсот лет. Здесь лежит много знаменитых людей.
Я кивнула, слушая не очень внимательно и рассматривая массивные деревья вокруг нас.
– Этим дубам, наверно, миллион лет, – сказала я, вскидывая голову.
– Не совсем, – засмеялась Тиш. – Есть такая старая поговорка, что дубы сто лет растут, сто лет живут и сто лет умирают. Судя по старым фотографиям и зарисовкам церкви, эксперты говорят, что этим деревьям – за двести. Они многое видели.
Она шла дальше, а я остановилась, любуясь дубами и вспоминая вырезанный на дереве дух утонувшего моряка. Я подумала, не потемнели ли стволы дубов, пропитавшись за двести лет печалью этого места.
Тиш ждала меня у треугольного портика.
– Вы должны заглянуть внутрь, прежде чем мы пойдем по кладбищу. Церковь очаровательна.
Она открыла одну из белых двойных дверей, и мы вошли. Внутри пахло цветами и царила тишина. Интерьер был отделан темным деревом. Несмотря на полумрак, маленькие витражи над алтарем и большой у входа, изображавший библейскую сцену, пропускали солнечный свет, преобразуя стены и скамьи в цветной калейдоскоп.
– Хотя службы здесь начались еще в середине восемнадцатого века, приход образовался только в тысяча восемьсот седьмом году, – сказала Тиш приглушенным голосом.
Я осматривала викторианскую архитектуру, вспоминая готическую крышу.
– Церковь не кажется такой старой, – сказала я и, заметив укоризненный взгляд Тиш, поняла, что забыла понизить голос.
– Здание было построено в тысяча восемьсот двадцатом году. К сожалению, янки уничтожили его во время Гражданской войны и осквернили кладбище, пока были здесь. – Она нахмурилась, и глаза ее сузились. Это заставило меня воспринять событие как сравнительно недавнее и ее реакцию – как личное оскорбление святотатством солдат.
Я выгнула шею, чтобы увидеть высокий потолок и полюбоваться витражами.
– Когда ее перестроили?
Тиш самодовольно улыбнулась, напоминая мне учительницу математики, кем она какое-то время была.
– За перестройку заплатил Энсон Додж в восьмидесятые годы девятнадцатого века в память своей покойной жены. Она похоронена под алтарем. – Тиш кивнула в направлении алтаря. –
