style="font-size:15px;"> Я скромно промолчал. Вопрос о моем переводе к другому месту службы в течение нескольких недель после принятия присяги дальше уже решался без меня.
Хромов, услышав о моем переводе, заскучал, но потом довольно крякнул:
– Эх, каких кадров не для себя растим, будешь ты теперь не морским пехотинцем, а водолазом. Крепись, там у них такая жопа…
Оставшиеся недели со мной носились как с писаной торбой: особист оформлял на меня какие-то бумаги, я с Синельниковым ездил во флотский госпиталь на медкомиссии, а в остальном меня начали гонять еще больше. Бега не убавилось, а прибавилось. Теперь я, а со мной и вся рота бегали с нагруженными вещмешками. После занятий я шел в класс инженерной подготовки и там занимался с прапорщиком-инструктором, разбирая и устанавливая макеты мин, изготавливая сосредоточенные заряды и исчеркав всю школьную доску формулами для подрыва. Ни одну из формул прапорщик мне записывать не разрешал, приходилось все заучивать. Все эти плотности сухого дерева, сырого, бетона, железа, контактный и бесконтактные заряды так плотно засели в голове, что даже потом, спустя годы, я, абсолютно не напрягаясь, извлекал их из головы.
Синельников даже немного мне завидовал:
– Эх, хоть у них там и полная жопа и гоняют их на выживание, будь я молодым, как ты, я бы не раздумывал даже – подготовочка у них дай бог, в лесу выбрасывают на выживание с одним ножиком, они там то кору жрут, то на коз охотятся. На боевое дежурство на загранку мотаются, звери короче, так что ты там хвост пистолетом держи, не припозорь нас.
И поэтому, чтобы «нас не припозорить», меня отдельно от всех стали гонять еще и в полном комплекте химзащиты. Старшина залез в баталерку (каптерку), вытащил откуда-то из недр огромный резиновый рюкзачище с клапанами для спуска воздуха и торжественно вручил мне его.
– Будущему водолазу от командного состава роты!!! – провозгласил он под тихий смех моих сослуживцев.
«МГэшка» (мешок герметичный) оказалась куда вместительней обыкновенного вещмешка. Теперь я под смех своих сослуживцев таскался везде с этим рюкзаком, снимая его только перед походом в столовую. Набили мне его наполовину щебенкой, наполовину всяким ненужным хламом, клапана стянули стропой и опечатали мастичной печатью старшины, так что наполовину облегчить груз никак не получалось.
Я тихо возненавидел всю флотскую разведку, ради которой я теперь выгляжу таким клоуном. Камень, иногда появлявшийся в роте, вызывал меня к себе, спрашивал, не прошло ли у меня желание служить в водолазах. Я уныло мотал головой. А как хотелось сказать:
«Да ну его н…х… товарищ старший лейтенант, оставьте меня здесь, в учебке, учиться на сержанта! Я, как выучусь, буду не хуже Синего!!! Ну оставьте, пожалуйстааа». Наверно, это и хотел услышать статуеподобный ротный. Однако не услышал. Я бы, наверно, от стыда сгорел, да и, по-моему я уже был обречен. Через неделю весь наш призыв передавался в другие подразделения и части, а мое место наверняка было уже определено. Из-за капитана третьего
