ник» я проглотила, но насчет имени Софи могла бы и промолчать, это было уже слишком. Я так и сказала ей, после чего перевернула пустое ведро вверх дном, с хрустом поставила его на гальку, уселась и спрятала лицо в ладонях.
– Эх ты, Нюня, Нюня! – насмешливо сказала Софи. – Очень правильно тебя родители назвали! Самое подходящее для тебя имя, лучше даже, чем Лох!
– Меня Таней зовут! – плаксиво напомнила я, но Софи меня не услышала.
Она тоже поставила ведро, только нормально, ручкой вверх, и теперь с веселым грохотом метала в емкость круглые белые камешки, сноровисто выбирая их из общей массы разноцветных голышей. Я перестала кукситься, слезла со своего ведра, перевернула его и тоже поползла вдоль линии прибоя на четвереньках, сортируя облизанные морем камешки на товарные и нетоварные. Тетя Люся строго-настрого наказала нам с Софи собрать сегодня по четыре ведра белой гальки, и сделать это надо было до восьми часов. Во-первых, нельзя было опаздывать с грузом к утреннему поезду, во-вторых, сразу после завтрака на море вывалит толпа отдыхающих, и ползать по пляжу на карачках будет во всех смыслах неудобно.
Честно скажу, своего занятия я стесняюсь, хотя тетя Люся вполне аргументированно объяснила нам с Софи, какое это важное и нужное дело – тоннами собирать красивую белую гальку, которую москвичи потом мешками покупают в цветочном магазине для украшения своих дачных участков.
– Столица задыхается без экологически чистых материалов! – с чувством вещала тетя Люся.
Она, бывший партийный работник, настрополилась проводить политинформации, ей вещать – как с горки катиться.
– Мы, жители курортного рая, должны дать возможность нашим соотечественникам создать кусочек райского сада на каждом отдельно взятом дачном участке! Я вижу в этом наш гражданский долг.
На самом деле хитрая тетя Люся видит в этом деле свою личную прибыль, ей за каждое ведро халявной гальки, собранной с применением дешевой рабской силы, владелец московского магазина деньги платит. Пятьдесят рублей за ведерко, по восемь ведер в день, и так целый год – на круг получается неплохая сумма.
Софи этой политической экономией прониклась и тягает камни на горку с таким энтузиазмом – куда до нее Сизифу! А я стесняюсь. Я вообще жутко стеснительная.
В детстве я была послушной тихой девочкой, не ребенок – мечта родителей. У меня были любящие и заботливые папочка с мамочкой и два комплекта дедушек-бабушек, с ними я чувствовала себя как за стеной, да не просто каменной – Великой Китайской! Наверное, поэтому бойцовские качества моей натуры остались недоразвитыми.
Первым спохватился папа. Он перестал называть меня милым домашним именем Нюня и дал другое – Тяпа. Оба прозвища являлись вольными производными от имени Таня-Танюша, но папин вариант был более задиристым. Я могла в этом убедиться на примере соседской болонки, которая страдала манией величия и норовила вести себя как сенбернар, а звалась при этом тоже Тяпой. Кусачая четвероногая тезка мне не нравилась, откликаться на Тяпу я не желала, и вялая, безынициативная Нюня надолго получила преимущественные права.
Лет в пятнадцать я в этой кисейной барышне разочаровалась и с тех пор пытаюсь ее перевоспитать. Особого результата пока не видно, но слабые признаки внутренней борьбы окружающие все же замечают. Тетя Люся, например, наградила меня прозвищем Тихий Омут. Впрочем, возможно, таким образом она тактично намекает, что я, если бы захотела, могла бы работать как черт.
Я, вообще говоря, не ленива, хотя тяжелый физический труд в восторг меня не приводит. Также я не люблю публичных выступлений, и уж совсем не по душе мне ответственная роль начальника. Два месяца классного руководства в средней школе не только хамку Тяпу, но и рохлю Нюню привели к выводу, что даже безнравственный тет-а-тет в борделе был бы, пожалуй, предпочтительней малооплачиваемого публичного позорища в пятом «Б»!
Мое амплуа – добросовестный подчиненный на интересной работе. Поэтому я очень обрадовалась, когда в обеденный перерыв тетя Люся объявила, что завтра камни собирать не придется, она бросит нас с Софи на другой участок.
– Сонечка будет носить хачапури! – объявила хозяйка, и Софи захлопала в ладоши, как будто это такое большое счастье – сновать по пляжу с коробкой пирогов и истошными криками: «А вот кому хачапури! Горячие хачапури!»
Я бы на месте Софи умерла со стыда, а перед смертью попыталась организовать повтор библейского чуда с бесплатным кормлением толпы голодных семью хлебами, за что жадная тетя Люся потом распяла бы меня в полном соответствии с историческим примером.
Должно быть, эта крамольная мысль отразилась на моем лице, потому что меня хозяйка в лоточницы не наладила.
– А для тебя, Танечка, есть творческая работа! – торжественно сказала она и сделала театральную паузу.
Я не спешила заполнить ее аплодисментами. Творческой
