второй сын и прошел обучение, чтобы стать священником.
– И почему не стал?
Джон поморщился и показал на красный крест, пришитый к его тунике.
– Я выбрал крест.
– Почему?
– Не твое дело, – сердито ответил Джон, но его слова заглушили крики впереди.
Огромная толпа мужчин собралась вокруг высокой платформы, на которой стоял обнаженный, если не считать узкой набедренной повязки, сарацин, а рядом с ним – работорговец-итальянец, который громко перечислял достоинства своего «товара».
– Он сильный как бык, – объявил итальянец и сжал тощий бицепс сарацина. Потом он ударил его по лицу, но юноша даже не пошевелился. – И очень послушный.
Джон отвернулся и двинулся в сторону тенистой аллеи, о которой говорил еврей. Улочка сворачивала то вправо, то влево, постепенно становясь все уже, и Джону даже пришлось переступить через нищего, сидевшего с опущенной головой и протянутой рукой. Через несколько футов из темного дверного проема выступила полуодетая полногрудая сарацинка.
– Всего десять фельсов, – сказала она на латыни, но Джон протиснулся мимо, и она повернулась к Кролику. – Десять медяков, – промурлыкала она и прижалась к нему, но Джон схватил своего товарища за руку и потащил за собой.
Вскоре они вышли из темного переулка на залитую солнцем трехстороннюю площадь и увидели в самом центре древнюю каменную голову. Вода вытекала из нее в большой бассейн, около которого собрались мужчины в тюрбанах и женщины в чадрах, наполнявшие красные глиняные кувшины.
– Вода течет прямо из камня, – прошептал Кролик. – Как такое возможно?
Джон подошел к бассейну и, наклонившись, стал пить воду.
– Не знаю, как, но у нее божественный вкус.
И тут он почувствовал, как кто-то тронул его за плечо, и, подняв голову, увидел, что Кролик показывает на окруживших их мужчин и женщин. Они перестали наполнять свои сосуды и смотрели на Джона с нескрываемой враждебностью. Один из мужчин, высокий, с оливковой кожей, длинной бородой и кривым кинжалом за поясом, показал на Джона и прокричал что-то по-арабски.
Джон развел руки в стороны.
– Извините, я не понимаю.
Мужчина подошел ближе и принялся выкрикивать, как показалось Джону, замысловатые оскорбления, при этом то и дело тыкая ему пальцем в грудь.
– Я же сказал: я не понимаю твой грязный сарацинский язык, – огрызнулся Джон. – Оставь меня в покое.
Он оттолкнул сарацина, тот невольно сделал несколько шагов назад, и одновременно его рука потянулась за кинжалом. Джон и Кролик тут же обнажили мечи.
– Я бы посоветовал вам убрать оружие в ножны, – проговорил по-франкийски кто-то у них за спиной.
Джон резко обернулся и увидел молодого стройного мужчину с тонзурой и в одежде священника, который жестом предложил Джону посмотреть по сторонам – по крайней мере дюжина мужчин в тюрбанах стояла по всей площади, держа наготове кинжалы.
– Делай,
