все или, по крайнем мере, многое – и ужаснулся. Насколько жизнь других и сыновей лучше моей. Мне не гордиться надо прошедшим, да и настоящим, а смириться, стыдиться, спрятаться, просить прощения у людей (написал «у Бога», а потом вымарал). Перед Богом я меньше виноват, чем перед людьми: Он сделал меня, допустил меня быть таким. Утешение только в том, что я не был зол никогда; на совести два-три поступка, которые тогда мучили, а жесток я не был. Но все-таки гадина я отвратительная. И как хорошо это знать и помнить. Сейчас становишься добрее к людям, а это главное, одно нужно».
И снова говорит своим любимым парадоксальным языком:
«Если человек все говорит про поэтическое, знайте, что он лишен поэтического чувства. То же о религии, о науке (я любил говорить о науке); о доброте – тот зол».
Своей дочери Марье Львовне он пишет в шутливом тоне:
«…Последние дни густо шел литератор. Началось с Веселитской, потом молодой марксист Тотомьянц, из «Сев. курьера», потом Поссе, редактор «Жизни», потом Горький, потом Немирович-Данченко. Это все оттого, что прошел слух, что я написал драму, а я только набросал».
В это посещение Горького Софье Андреевне удалось снять его рядом со Л. Н-чем. Горькому это было чрезвычайно приятно.
17 октября Л. Н-ч едет к своей дочери Т. Л-не в Кочеты и живет там до начала ноября, когда переезжает в Москву. Живя в Кочетах, Л. Н-ч писал послание китайцам.
Желание свое написать послание китайцам Л. Н-ч объясняет в письме к Черткову:
Нынче, читая о наказаниях китайцев во имя христианства, ужасно захотелось написать послание китайцам, в котором сказать им, что те христиане, которых они знают и которые их мучают – самозванцы и клевещут на христиан, а что Христос любил бы и помогал бы им».
И в следующем письме он добавляет:
«Вы упоминаете о китайском обращении. Спасибо вам… Я, кажется, писал вам, что главное в этом – это, серьезно, не только возмущающая, но больно оскорбляющая меня клевета на христианство, которым я живу. Неприятно, что под моим именем печатают какую-нибудь неясную, слабую, пошлую статью; но каково же, когда под именем «христианства» проповедуют самые ужасные требования».
Из записанных им мыслей за это время мы приведем наиболее характерные:
«Жизнь есть переход из одной формы в другую – и потому самоотречения, т. е. выхода из своей формы мало, нужно образовывать новую форму. Жизнь этого мира есть материал для этой новой формы.
Думал о том, что если служить людям писанием, то одно, на что я имею право, что должен делать – это обличать богатых в их неправде и открывать бедным обман, в котором их держат».
В ноябре, живя в Москве, Л. Н-ч продолжает думать о послании китайцам и берется снова за их религиозное учение, читает и переводит Конфуция и в дневнике так резюмирует это учение:
Сущность китайского учения такая: истинное (великое) учение научает людей высшему добру, обновлению людей
