у нее кожа! Совсем матовая… Всех нас тут она с ума свела. А сама – Несмеяна и Недотрога-царевна… Между прочим, вас обожает… Плачет в три ручья, когда вы играете… Ага! Уже нахмурилась!.. Мимика-то какая!.. Любой артистке впору… Ну… ну… не буду, Наденька…
– Ты замужем?.. Сколько тебе лет?
– Восемнадцать минуло, сударыня. Я сирота и девица…
– А с кем живешь, красавица? – подхватывает Садовников, кладя ей руку на плечо.
Она гневно отстраняется. Рабочие сзади хихикают.
Строго смотрит Надежда в смеющиеся глаза актера.
– Вот она какова!.. Словно еж колется…
– Я живу с дедушкой, сударыня… У меня брат и сестра на руках. Своим трудом всех кормлю.
«А голос хорош. Грудной, гибкий…» – думает Репина.
– Эх, красавица! Цены себе не знаешь! – небрежно смеется Садовников.
Опять кто-то ржет сзади. Репина придвигается внезапно.
– Театр любишь? – срывается у нее быстро, шепотом.
– Люблю, – так же тихо и страстно звучит ответ.
Узкая рука Репиной в кольцах ложится на плечо девушки.
– Грамоте знаешь?
– Знаю, сударыня…
– Завтра, в десять утра, будь у меня.
Надежда благоговейно целует узкую ручку.
Задумчиво идет Репина в свою уборную. А Надежда застенчиво опускает голову и скрывается во мраке кулис. Сзади она слышит смех рабочих.
– Ишь, ты! Голыми руками ее теперь не достанешь!
– Сам Павел Степанович… Куда уж нам, мужикам?
– Уж верно, что еж… колючая… ха!.. ха!..
– В барыни метит…
У лестницы ее уже ждет Садовников. Он все еще в гриме и в пудреном парике. Весело смеются красивые глаза.
– А ко мне когда придешь, Наденька?
Он цепко хватает ее руку, хочет привлечь к груди.
– Не троньте, сударь! Стыдно…
– Чего стыдно, деточка?.. Ты мне нравишься…
Сердце ее так и заколотилось под его дерзкой рукой.
– Пустите… пустите… О, Господи!.. За что такой срам?
Она вырвалась. Бежит вниз.
Он смотрит ей вслед, тяжело дыша.
И никто из этих четырех лиц, случайно встретившихся в полумраке кулис, не сознает, что сама судьба в этот вечер скрестила их пути.
Всенощная близится к концу. Хор запел Слава в вышних Богу. Церковь переполнена молящимися. Душно. Пахнет ладаном, смазанными сапогами, овчиной, потом.
Надежда Шубейкина молится, стоя на коленях в уголку, перед темным ликом Богоматери, озаренным копеечными свечами. По лицу Надежды бегут слезы. Она их не замечает. Глаза ее в экстазе устремлены на образ.
Неделю назад она пришла к Репиной и прочла ей заданную как пробный урок басню Два голубя… Прочла монолог из Орлеанской девы. Она знает его наизусть, и Репина изумилась ее памяти… Когда шла, думала, что охрипнет от страха,
