монархического правления (царевич, а при нем регент – великий князь Павел Александрович, с которым немецкое командование находилось в постоянных сношениях) и заключении с «Новой Россией» союзного договора на выгодных для нее условиях. Эти страницы книги Гофмана пополняются теми сведениями о предполагаемой ликвидации советской власти, которые мы находим у Людендорфа. Последний, убедившись, что мир на востоке в конце концов оказался весьма тяжелым «военным миром», начал развивать план «короткого удара» на Петроград при одновременном наступлении донских казаков на Москву. Таким путем можно было бы устранить советское правительство и установить новое, зависимое от Германии. Переходя от слов к делу, Людендорф торопится оказать помощь Краснову, Скоропадскому и др., довольно комично в то же время негодуя на «нарушение» Россией Брестского договора. Характерно, что, стремясь консолидировать все антибольшевистские силы, Людендорф обращал свои благосклонные взоры и на Алексеева с его добровольческой армией. «Он действовал под английским влиянием, – замечает с характерным цинизмом Людендорф, – но я думаю, что он был настолько предан России, что перешел бы на нашу сторону, если бы мы свергли советское правительство».
История показала, что немецкие генералы просчитались в своих планах. В то время как они создавали свои проекты реставрации монархизма, революция уже стучала в двери Германии. «Сверхчеловек» милитаристов – Людендорф и его помощник – идеальный солдафон Гофман принуждены были очистить оккупированные ими на востоке территории, после чего быстро исчезла вся оставленная ими нечисть: державный гетман Скоропадский, генерал Краснов и др.
Свержение советской власти осталось, таким образом, для немецких генералов одной из «упущенных возможностей».
В. Гурко-Кряжин
Предисловие
Недавно пришлось мне прочесть в одной газете поступившее в редакцию письмо, в котором автор высказывает пожелание, чтобы всякий генерал или политик, который будет писать свои военные воспоминания или будет высказывать свои воззрения на войну и военное командование, привлекался бы к судебной ответственности и был бы заключен в исправительную тюрьму. Такого рода пожелания отнюдь не действуют вдохновляющим образом на того, кто сам принимается за писание своих воспоминаний о войне.
Я, конечно, прекрасно понимаю, что штатским надоело читать военную критику, и они могут сказать: «Какой смысл имеет теперь плакать о пролитом молоке?» И все же для очень и очень многих наших современников, и прежде всего для наших детей и вообще для нашего потомства, очень важно знать о тех, кто занимал положение, дававшее возможность наблюдать ход событий войны и излагать свои впечатления и мнения о ней. Ведь когда-нибудь в будущем смогут же беспристрастно судить о том, должны ли мы были неизбежно проиграть войну и на какие лица или обстоятельства падает вина в том, что мы ее проиграли.
Часто
