в своем втором монологе. Здесь появляется местоимение третьего лица множественного числа.
Вместо «Я» – «МЫ».
И происходит эта замена на множественное число именно там, где Сальери обосновывает осознанную им общественную необходимость убить Моцарта:
…я избран, чтоб его
Остановить – не то мы все погибли,
Мы все, жрецы, служители музыки.
Этот гениальный, Пушкиным выверенный повтор – словно попытка Сальери убедить самого себя:
…мы все, мы все… И к тому же он избран.
И дальше:
…Что будет с нами…
И далее:
Наследника нам не оставит он.
И далее:
Он несколько занес нам песен райских,
Чтоб, возмутив бескрылое желанье
В нас, чадах праха, после улететь!
И наконец:
Так улетай же! Чем скорей, тем лучше.
Решение убить Моцарта обосновано.
И главная причина того, что Моцарта необходимо уничтожить, выявляется пушкинским Сальери подсознательно гораздо раньше, чем она при ходит в его голову в форме конкретного решения.
Обвинительный приговор еще без объявления меры наказания звучит в этой, как я думаю, ключевой фразе всей трагедии.
Сальери:
Ты, Моцарт, недостоин сам себя.
Как избавиться от этой нелепости? Как привести в гармонию дух Мо царта и его тело? Сальери принимает решение отделить безобразное моцартовское тело от его великого духа.
Тело Моцарта должно умереть, а его дух – остаться. То есть все земное поведение этого тела, его слова, поступки, шутки, шутовство никак не соответствуют рожденной моцартовским духом Музыке, ее божественности, ее эзотеричности, ее избранности. И сия нелепая, дикая ошибка должна быть исправлена. Сальери это понимает.
Но он (повторяю) не убийца.
Необходимо, чтобы все это шутовство дошло до края, до омерзительного моцартовского: «Божество мое проголодалось», чтобы темпераментный итальянец, «первосвященник от музыки», принял мгновенное и роковое решение:
«отобедаем мы вместе».
Да еще – страх, что Моцарт может не прийти, ведь он – Моцарт – гуляка праздный и может даже здесь подвести.
Поэтому обязательный Сальери добавляет: «Я жду… Смотри ж».
И в этом «Я-жду-смотри-ж» – звуковое доказательство того, что, как Сальери ни хотел признать себя «змеей растоптанной», пушкинская зву копись показывает, что Сальери – именно змей, приближающийся к со вершению греха, равновеликого первородному. Но уже не в роли соблазнителя, а в роли убийцы Бога.
«Моцарт и Сальери» – пьеса о трагедии В. А. Моцарта.
Нет, нет и еще раз нет!!!
А если и да, то только в понимании режиссера театра оперетты. Эта пьеса – о трагедии Сальери.
Моцарт
