были потрясены. А они-то думали, что такие толпы на роду встречаются только перед входом на концерты группы «АББА» (боже, как давно это было!).
Листы бумаги я храню все эти годы. Все 14 листочков – впечатления, по лученные «любыми» людьми на концерте, где самый великий музыкант играл самую великую музыку.
Несколько фрагментов:
«Какой-то театр для глухонемых. Тоска! Бывают же ненормальные, которым это нравится».
«Вышел какой-то дядька, стал играть на пианине (всюду орфография оригинала. – М. К.). Играл долго и скучно. Потом кончил играть. Публика кри чала как ненормальная. Я смотрел на них как на дурачков. Думал, потом будет юмор. И вдруг выходит тот же дядька. Я посмотрел в бумагу (про грамма. – М. К.) там какие-то цифры и иностранными буквами слово – опус. И играл еще скушнее».
«Сначала я измерял себе пульс. Потом надоело. Потом смотрел картинки на стене. На меня зашыпели (всюду орфография оригинала. – М. К.) что я ворочаюсь. Оказывается, нельзя ворочаться. А играли толька на фано. Весь вечер. Не мелодии, только удары».
«Думаю, что все эти люди просто притворяются. Это не может нравится (орфография оригинала. – М. К.) НИКОГДА И НИКОМУ».
Грамматический уровень записок оставим на совести всех, начиная от министерства образования и кончая школьными учителями русского языка.
Главное же – в другом. Не было ни одного положительного отзыва. Ни одного!!!
Переписывать все отзывы целиком мне не хочется. Слишком печально.
Но столь печально это не закончилось, ибо наш эксперимент продол жился.
Мы с ребятами договорились о встрече. В небольшом помещении с роялем и проигрывателем.
И там мы разговаривали. О жизни, о Бетховене, о смерти, о любви.
Постепенно перешли на поэзию. Мы говорили о том, чем слово в стихе отличается от слова в жизни. Кое-что из того, о чем я говорил, есть в книге.
Но главной задачей было привести моих собеседников к возможности услышать последнюю часть последней сонаты Бетховена и попытаться вы звать у них настоящее потрясение.
И здесь у меня был величайший образец для подражания – фрагмент книги Томаса Манна «Доктор Фаустус».
Эпизод, где Кречмар беседует с двумя провинциальными немецкими мальчиками на тему о том, почему в Тридцать второй сонате Бетховена только две части.
Велико искушение дать весь гениальный фрагмент этой беседы.
Но я удерживаюсь.
Ибо тот, на кого я рассчитываю в моей книге, раньше или позже прочтет книгу Томаса Манна.
Или, в крайнем случае, прочитает именно эпизод с сонатой.
Этот эпизод, быть может, лучшее, что написано о музыке в европейской культуре.
Мы общались очень долго в этот вечер. Никто из них никуда не спешил.
И когда я понял, что никому из них не хочется уходить, то испытал невероятное ощущение радости.
А когда я начал играть вторую часть Тридцать второй сонаты Бетховена,
