Во! Какого…
Он хохочет.
– Потрясающе! Сколько лет прошло, а мы все такие же! И болтаем о том же! Так скажи мне – арестовать тебя за грубое нарушение СУ? Ты пару находящихся под запретом имен озвучила…
– Напоминаю, что согласно букве закона, – цедит Шара, – земля, на которой стоит посол Сайпура, считается сайпурской землей. А, кстати, ты в курсе, что твое изумляющее ослиным тупизмом излияние на тему семьи было самым длинным из всех, что я слышала? Что ты раньше мне ни о чем таком не рассказывал?
– Правда?
– Пока мы учились, ты вообще о них не рассказывал.
Шара кивает на картину на стене:
– И никогда не говорил, что у тебя есть брат. Он так похож на тебя.
Улыбка на лице Воханнеса разом становится натянутой.
– У меня был брат, – поправляет он. – И я не рассказывал, потому что братом он был никудышным. Впрочем, он научил меня играть в товос-ва – за что я ему признателен, ибо благодаря этому мы познакомились.
Шара пытается уловить в реплике хоть намек на иронию, но… похоже, ее собеседник совершенно серьезен.
– Он умер еще до того, как я пошел в школу. Умер не вместе с родителями, в Чумные года, а… потом.
– Прости.
– Да ладно, не за что мне тебя прощать. Я по нему не горевал. Я же сказал: плохим он был братом.
– Ты унаследовал фантастический особняк. Об этом ты тоже не рассказывал.
– Это потому, что в то время я его еще не построил.
И он поскреб камень пола кончиком трости.
– Я снес прежний особняк Вотровых. В ту же секунду, как вернулся домой из Сайпура. И построил этот дом. А все мои опекуны – эти старые тролли ходили за мной гуськом, именно что гуськом, как птенцы за мамой-уткой! – все они заходились в горестных криках. А ведь это был даже не настоящий особняк Вотровых! По крайней мере не древний дом с многовековой историей, о котором все твердили! Куда делся тот дом, вообще никто не знает. Исчез вместе с Мирградом. Мы просто делали вид, что ничего такого не произошло. Что дом – прежний, и не было ничего – ни Мига, ни Великой Войны… ничего. Правда, я очень жалею, что согласился на такие лестницы. Будь они прокляты.
И он, морщась, дотрагивается до бедра.
– Это на лестнице ты получил травму?
Он, все еще с болезненной гримасой на лице, кивает.
– Прости, – вздыхает она. – Беспокоит?
– Когда влажность высокая – еще как. Но скажи мне честно, умоляю.
И он разводит руки и разворачивает профиль к свету.
– Забудь про бедро. Что, сильно изранил меня клинок времени? Правда ведь – нет? Я – все тот же красавчик, в которого ты без памяти влюбилась с первого взгляда. Давай, скажи это.
Шара с трудом сдерживается, чтобы не выпихнуть его в окно.
– Ты уникальный придурок, Во. Вот это точно никуда не делось.
– Значит, ты согласна со мной. Я, Шара, в серую милую мышку не верю. Слишком острые были углы у той девочки, которую я знал.
