здесь идет о попытке выяснить причины веры души в галлюцинации сновидения, которые могут проявиться лишь после прекращения произвольной деятельности. Штрюмпель (Strümpell, 1877) утверждает, что душа при этом ведет себя корректно и сообразно своим механизмам. Элементы сновидения – это отнюдь не простые представления, а истинные и реальные переживания души, подобные тем, что возникают в бодрствовании через посредство органов чувств (ibid., 34). Если в бодрствовании душа мыслит и представляет словесными образами и с помощью речи, то в сновидении она мыслит и представляет реальными образами ощущений (ibid., 35). Кроме того, в сновидении добавляется сознание пространства, поскольку, как в бодрствовании, ощущения и образы переносятся во внешнее пространство (ibid., 36). Следовательно, нужно признать, что в сновидении душа занимает ту же позицию по отношению к своим образам и восприятиям, как и в бодрствовании (ibid., 43). Если при этом она все-таки заблуждается, то это объясняется тем, что в состоянии сна у нее нет критерия, единственно способного различить чувственные восприятия, полученные извне и изнутри. Она не может подвергнуть свои образы проверке, которая может выявить их объективную реальность. Кроме того, она пренебрегает различием между произвольно заменяемыми образами и другими, где такая произвольность отсутствует. Она заблуждается, потому что не может применить закон каузальности к содержанию своего сновидения (ibid., 5051). Словом, ее отход от внешнего мира содержит в себе также причину ее веры в субъективный мир сновидений.
К таким же выводам из несколько иных психологических представлений приходит Дельбёф (Delboeuf, 1885). Мы верим в реальность образов сновидений, потому что во сне у нас нет других впечатлений для сравнения, ибо мы оторваны от внешнего мира. Но в истинность наших галлюцинаций мы верим не потому, что во сне мы лишены возможности проводить испытания. Сновидение может мистифицировать перед нами все эти испытания, например показывать нам, что мы дотрагиваемся до увиденной розы, и при этом она нам всего лишь снится. Согласно Дельбёфу, не имеется надежного критерия того, является ли нечто сновидением или живой действительностью, кроме – и это только в практическом обобщении – факта пробуждения. Я называю иллюзией все, что было пережито между засыпанием и пробуждением, если при пробуждении обнаруживаю, что лежу раздетым в своей постели. Во время сна я считал образы сновидения настоящими по причине неусыпной привычки мышления предполагать наличие внешнего мира, противоположностью которого выступает мое «Я»[25].
Если, таким образом, оторванность от внешнего мира является моментом, определяющим наиболее яркие особенности сновидения, то, пожалуй, имеет смысл привести в связи с этим некоторые остроумные замечания Бурдаха, проясняющие отношения спящей души с внешним миром и способные удержать от переоценки вышеупомянутых выводов. «Сон происходит лишь при том условии, – утверждает Бурдах, – что душа не возбуждается
Попытку, аналогичную попытке Дельбёфа, объяснить деятельность сновидения через изменение, которое должно быть последствием отклоняющегося от нормы условия в правильном функционировании сохранного психического аппарата, предпринял Хаффнер (Haffner, 1887, 243), но он описывает это условие несколько иными словами. По его мнению, первым признаком сновидения является отсутствие пространства и времени, то есть эмансипация представления от присущего индивиду места в пространственной и временной протяженности. С этим связана вторая характерная черта сновидения – смешение галлюцинаций, продуктов воображения и фантазий с внешними восприятиями. «Поскольку совокупность высших душевных сил, в частности образование понятий, суждений и умозаключений, с одной стороны, и свободное самоопределение – с другой, присоединяются к чувственным образам фантазии и всегда берут их за свою основу, то и эта деятельность имеет отношение к беспорядочности представлений в сновидениях. Мы говорим, что она имеет отношение, ибо сама по себе наша сила суждения, равно как и наша сила воли, во сне нисколько не изменяется. Судя по этой деятельности, мы столь же сообразительны и столь же свободны, как в состоянии бодрствования. Также и в сновидении человек не может нарушать законы мышления, то есть считать идентичным то, что представляется ему противоположным и т. д. Он и в сновидении может желать только того, что он представляет себе как благо (
