соединилась с Вечностью.
Борлют считал себя отныне несвободным. Если бы он отступил, это было бы кощунством, печальною профанациею этих божественных губок. Он называл уже мысленно Барбару своей невестой и женой. Он не хотел никаких уверток совести, чтобы избегнуть исполнения долга, хотя ни одним окончательным словом любви, никаким обещанием, клятвою – они не обменялись между собою в вечер их поцелуя. Все равно достаточно было одного поцелуя. Прикоснувшись к ее красным губкам, Жорис запечатлел этим безмолвный и ненарушимый договор.
К тому же ни одной минуты он не думал о том, чтобы отказаться. Он твердо решился. Он пришел однажды к старому антикварию.
Я явился, дорогой друг, по важному делу…
Как вы это говорите? Что случилось? Борлют смутился… Он составил план разговора, но в эту минуту он все забыл.
Он взволновался, сделался сентиментальным.
Сколько времени мы с вами друзья!
Да, пять лет. – сказал Ван-Гюль, дата на моем старом доме – дата его реставрации и нашей дружбы.
Переход был удобен. Борлют воспользовался им.
Хотите ли вы, чтобы мы были еще лучшими друзьями, еще более близкими?
Старый антикварий смотрел широко раскрытыми глазами, не понимая его.
– Да, – снова сказал Борлют, у вас две дочери… Тогда, в одно мгновение, лицо Ван-Гюля переменилось; небольшой огонек блеснул в его глазах.
Ах! нет… Не будем говорить об этом, – живо возразил он, охваченный сильным волнением.
Как? – настаивал Борлют.
Ничего не объясняя ему, антикварий продолжал, все более и более волнуясь:
Это бесполезно… прошу вас… к тому же, Годелива об этом больше не думает… Годелива не выйдет замуж… Она хочет остаться со мной… Подождите, по крайней мере, пока я умру…
И Ван-Гюль согнулся, полный отчаяния, бесконечного огорчения.
Ничего не слушая, теряя голову, как будто он был один, он начал охать и жаловаться вслух:
– Это должно было случиться… Неизбежно! Любовь заразительна. Впрочем, моя добрая Годелива хорошо скрывала, что любила вас. Я один знал об этом. Она доверилась только мне, когда еще сама хорошо не сознавала этого. Мы все говорим друг другу. Впрочем, она отказалась от своих надежд… Она забыла о своей любви ради меня, чтобы остаться со мною, чтобы не оставить меня одного на старости лет, чтобы я не умер, так как я не могу жить без нее. А теперь вы, в свою очередь, полюбили ее; вы говорите мне об этом. Она узнает, заметит это. Что станется со мной? Я буду одинок. Ах! нет, нет, оставьте мне Годеливу!
Старый антикварии умолял, сжимал руки, волнуясь при мысли об опасности, которая ему угрожала, без конца повторяя имя Годеливы, как скупой повторяет сумму богатства, которого он должен лишиться…
Борлют был удивлен этим открытием и этою отцовскою привязанностью,
