теперь думаю, что официальное большевистское объяснение куда более правдоподобно. Уральский Совет действительно мог принять это решение самостоятельно. Они там, на местах, еще и не такие решения принимали. Ну а Ленин со Свердловым, узнав об этом, им приказали (и не факт, что не задним числом), поскольку отлично понимали, что в Екатеринбурге как захотят, так и сделают, и надо было хотя бы вывеску государственной власти соблюдать. Свердлов-то уж точно понимал – сам начинал на уральских заводах[4].)
…И едва дошло до конкретного дела, тут же выяснилось, что у партии катастрофически не хватает сил. Почти сразу большевики махнули рукой на какой бы то ни было политический контроль – да черт с ней, с политикой, лишь бы как-то наладить распределение хлеба и движение транспорта! Под угрозой оказалась работа в массах, которой традиционно была сильна РСДРП(б). Обезлюдели первичные организации – все мало-мальски пригодные к делу люди уходили на государственную работу или шли драться с белыми. Уже в ноябре 1917 года партийная работа в Петрограде по сути прекратилась. Молох государственного управления попросту проглотил небольшую большевистскую партию и не то что не поперхнулся, но легко съел бы в десять раз больше и не насытился бы.
Выход оставался один – плохой, но без альтернативы. Партию начали усиленно увеличивать. Типичной стала ситуация, когда человек вступал в РКП(б), через месяц-другой, если не раньше, попадал на ускоренные партийные курсы и, едва закончив их, а то и не закончив, уходил на ответственную работу. Сплошь и рядом было этому члену партии лет двадцать от роду; образование он имел церковно-приходское; не то что о марксизме, но даже о программе собственной партии представление имел самое туманное, ибо употребляемых в ней слов попросту не понимал; а метод работы знал только один: глотка – мордобой – револьвер[5].
Разве можно такого кадра ставить на руководящую работу? Нет, конечно. Надо искать кого-то другого…
А других – не было!
Этих полуобученных мальчишек бросали на власть, как на вражьи окопы: кто не погибнет, тот прорвется. Одни действительно погибали: от тифа, на войне, от вражеской пули из-за угла или от своей по приговору Коллегии ВЧК. Другие прорывались, дорастали до высоких постов, но редко меняли стиль руководства, усвоенный на Гражданской войне: глотка – мордобой – револьвер. Большая часть этих безумных выдвиженцев навсегда успокоилась в подвалах НКВД в тридцать седьмом году, перед тем наломав немыслимое количество дров. Однако дело свое они сделали: сумели поднять и удержать страну, пока власть выращивала им нормальную, вменяемую смену.
Пулю свою от ребят из НКВД эти товарищи заслужили, иные – пять раз, а иные – и сто пять. А вот камня от потомков – нет. Потому что если бы не они, так не было бы у нас мягких диванов. А если нет диванов – так на чем лежать и разводить мораль о сытых волках и целых овцах?
Итак, с чего начинали большевики? С одной стороны,
В пользу этой версии говорит и то, что расстреляли всех. Москва могла распорядиться о казни царя и царицы, в крайнем случае – наследника. Но в расстреле девушек, а тем более слуг не было ни политического, ни какого-либо иного смысла, а по репутации правительства сия акция била наотмашь. Ленин такие вещи понимал, а вот что творилось в головах екатеринбургского начальства – тайна великая.
Например: а какие политические взгляды были у Павки Корчагина, героя культовой книги довоенного времени? В более позднее время такой вопрос не возникал, поскольку молчаливо предполагалось, что они совпадали с «генеральной линией партии». Но из текста книги совершенно не следует, что ее герой вообще представлял себе политику «генеральной линии» иначе, чем в самых простых лозунгах.
