превращаться в лучше всех застроенную, самую элегантную, а вскоре – и в самую великолепную столицу в Европе. Генрих также добавил много крупных дополнений к уже просторному Луврскому дворцу.
Казалось, что Генрих IV уже не помнил, что когда-то в украшенном перьями шлеме шел как рыцарь в бой возле Иври. Но он не забыл прошлое. На средства, которые путем экономии собрал Сюлли, король смог собрать грозную армию, не разоряя своих подданных чрезмерными налогами. В 1595 г. во французской армии было только четыре регулярных полка. В 1610 г. таких полков было одиннадцать. Артиллерия стала намного совершеннее и многочисленнее.
Королевские арсеналы были хорошо наполнены; их тоже стало больше. Было нанято значительное число иностранных наемников[80]. Генрих уверенно смотрел в будущее и предвкушал то время, когда сможет, опираясь на все ресурсы богатого и верного ему королевства, нанести новый удар по старому врагу своего народа – династии Габсбургов, которая правила Австрией и Испанией. В 1610 г. ему показалось, что время для этого настало. В Германии уже начались те ожесточенные споры между протестантами и католиками, которые вскоре привели к Тридцатилетней войне (1618–1648). Генрих стал готовиться к вмешательству в эти события на стороне протестантов, противников семьи Габсбург.
Причина спора была совершенно нерелигиозная: речь шла о том, кто унаследует владения герцога Клевского, который был также герцогом Юлихом. Но уже одно то, что король собирает большую армию, чтобы сражаться на стороне еретиков-лютеран, встревожило многих крайних католиков. Они никогда не считали обращение Генриха в их веру более искренним, чем оно было на самом деле. А ненавистный для них Нантский эдикт намного перевешивал в их мнении благосклонность короля к иезуитам. Теперь эти злобные люди начали искать подходящее орудие для своей цели. В 1610 г. начались разговоры о том, что король мрачен и страдает от зловещих предчувствий, хотя казалось, что он находился на вершине славы и преуспеяния. И вот 14 мая он поехал в карете навестить своего старого друга Сюлли, который был болен. Через пять дней Генрих должен был присоединиться к своей огромной армии, которая уже шла в Германию. Форейторы по небрежности не расчистили карете путь на узкой улочке. С грохотом катившаяся по городу королевская карета на мгновение остановилась, и в этот момент какой-то человек взобрался на одно из задних колес, пролез внутрь кареты и два раза вонзил в короля кинжал. Генриха на максимальной скорости доставили в Лувр, но он умер до того, как ему смогли бы оказать помощь. Убийца, которого звали Франсуа Равальяк, был слабоумным фанатиком. Он заявил, что «король собирался начать войну против папы и поэтому убить его было хорошим делом».
Незачем говорить о том, что этот несчастный был казнен с применением самых утонченных постсредневековых пыток.
Генрих IV был во всех отношениях одним из самых достойных королей среди всех, кто правил Францией, – возможно, самым достойным со времени Людовика
Французские дворяне считали унизительным для себя служить в пеших войсках; традиция и политика были против того, чтобы слишком легко вооружать обычных крестьян. Поэтому, чтобы иметь нужное количество пехотинцев, часто нанимали иностранцев, главным образом швейцарцев и немцев.
