Он адвокат. И для решения проблем обращался к статьям закона, а не к парапсихологии. Как бы ни было тяжело. Он придерживался старого тезиса. «ФЕЛИКС = МЕРТВ», – написал он на третьем листочке и только собирался его зафиксировать, как мысли снова начали скакать и путаться.
«Но зачем кому-то сеять сомнения по поводу его смерти? И как все это связано с Симоном? Откуда, ради всего святого, мальчик знал про труп в том подвале на заброшенной фабрике?»
Штерн спрашивал себя, что может говорить о его душевном состоянии решение в это субботнее утро отправиться в клинику Зеехаус, чтобы прояснить последний вопрос. Штерн был настолько погружен в свои мрачные мысли, что не услышал медбрата, который катил на физиотерапию пожилого мужчину в кресле-каталке. Оба напевали рефрен классического шлягера «АББА» «Money, Money, Money», когда Штерн завернул за угол больничного коридора и влетел в них на всей скорости.
Он ударился о каталку, потерял равновесие и отчаянно замахал руками в поиске какой-нибудь опоры. Скользнув пальцами по рукаву медбрата, беспомощно оперся о голову больного и в конце концов, падая, схватил того за запястье. В результате вырвал у мужчины в кресле-каталке катетер капельницы и рухнул на мятно-зеленый линолеум.
2
– Боже мой, господин Лозенски? – Бородатый медбрат обеспокоенно присел на корточки перед пациентом, который полушутливо махнул рукой.
– Все в порядке, все в порядке. Со мной же ангел-хранитель. – Старик вытащил из-под футболки цепочку, на которой болтался серебряный крест. – Лучше позаботьтесь о нашем приятеле внизу.
Штерн потирал подушечки на ладонях, где ободрал кожу о шероховатое искусственное напольное покрытие.
– Мне ужасно жаль, – извинился Роберт, поднявшись на ноги. – У вас все в порядке?
– Это как посмотреть, – хмыкнул медбрат и осторожно закатал рукав старого мужчины до локтя. – Капельницу придется потом еще раз поставить, – пробормотал он, бросив взгляд на тыльную сторону кисти старика, всю в пигментных пятнах, и попросил господина Лозенски приложить ватку к месту входа иголки. Потом осмотрел костлявую руку на предмет перелома или синяков. Несмотря на кулаки боксера, движения медбрата были осторожными и почти нежными.
– За вами гонятся? Почему вы носитесь по неврологическому отделению?
Штерн успокоился, что медбрат не нашел ничего, внушающего опасения.
– Меня зовут Роберт Штерн, простите ради бога, господин… – Ему не удалось разобрать потертую и поцарапанную именную табличку на кителе медбрата.
– Франц Марк. Как художник. Но все зовут меня Пикассо, потому что мне больше нравятся его картины.
– Ясно. Еще раз простите. Я был слишком погружен в свои мысли.
– Мы заметили, не правда ли, Лозенски?
Прямо от мочек ушей Пикассо вниз по щекам спускались густые бакенбарды, которые переходили в светло-коричневую
