там появился Энглер собственной персоной со своими парнями и командой экспертно-криминалистического отдела.
– Еще лучше, если вы обратитесь к терапевту, – посоветовал Штерн. – Неизвестно, что этот Тифензее внушил Симону под гипнозом.
– Эй, отличная мысль. Психолог! Черт, никогда бы не догадался.
Энглер цинично улыбнулся. Носовое кровотечение прекратилось, и он снова смотрел Штерну в глаза.
– Значит, вы говорите, убитый лежит там уже пятнадцать лет?
Штерн застонал.
– Нет. Это не я говорю, а Симон. Но, вероятно, в этом он даже прав.
– Почему?
– Ну, я, конечно, не патологоанатом, но в подвале влажно, а труп находился в темноте, за деревянной перегородкой, куда, как и в закрытый гроб, не поступает кислород. Но все равно некоторые части тела почти полностью разложились. К сожалению, и голова, которую мне пришлось держать в руках. А это означает…
– …что мертвец оказался там не вчера. Правильно.
Штерн удивленно обернулся. Он не слышал, как вошел мужчина, который нарочито небрежно стоял в дверях, прислонясь к косяку. Со своими седеющими черными волосами и тонированными очками в золотой оправе Кристиан Хертцлих напоминал скорее стареющего тренера по теннису, чем начальника комиссариата при Управлении уголовной полиции. Штерн задавался вопросом, давно ли непосредственный руководитель Энглера слушает их жаркий спор.
– Благодаря нашей современной судебной медицине мы уже очень скоро узнаем точную дату смерти, – сказал Хертцлих. – Но не важно, случилось ли это пять, пятнадцать или пятьдесят лет назад, – он сделал шаг ближе, – в любом случае очевидно одно: это не мог быть Симон.
– Я того же мнения. Это все? – Штерн поднялся, нервно отодвинул манжет рубашки и демонстративно посмотрел на часы на запястье. Почти половина одиннадцатого.
– Само собой разумеется. Вы можете идти. Мне все равно нужно обсудить с обоими господами нечто более важное.
Хертцлих взял свернутую в трубочку картонную папку, которую все это время держал под мышкой, и презентовал ее своим служащим как трофей.
– Дело приняло новый, абсолютно удивительный оборот.
5
Мартин Энглер дождался, пока адвокат закроет за собой дверь. Он больше не мог сдерживать злость и так резко подскочил с места, что его деревянный стул опрокинулся.
– Что это был за бред?
Брандман откашлялся и даже собирался что-то сказать. Но на этот раз его опередил Хертцлих, который положил на стол папку лицевой стороной вниз.
– Почему? Все прошло просто великолепно.
– Ерунда, так нельзя проводить допрос, – возразил Энглер своему шефу. – Такими глупостями я больше не занимаюсь.
– Что вас так возмущает?
– То, что я стал посмешищем. На эту уловку «хороший полицейский – плохой полицейский» никто больше не ведется. Тем более человек
