и по содержанию, и по организации была совсем разной. И это было очень зримо. Почти вся корабельная жизнь офицера протекала на виду у матросов, была у них всегда предметом обсуждений, недовольств и вызывала зависть и раздражение. Конечно, встречались случаи чрезмерной грубости со стороны офицеров по отношению к матросам и даже рукоприкладство. Служба у матросов была очень тяжелой, в том числе и в бытовом плане. И дело-то даже не в том, что было тяжело, а в том, что жизнь матросов на корабле резко контрастировала в сравнении с офицерской. Матросы были набиты в кубриках как сельди в банке: где спят, там и едят. А господа офицеры жили значительно комфортнее. На флоте «социальный расизм» был заметен как нигде. К тому же российские флотские офицеры являлись классическими «золотопогонниками» во всех отношениях. Попасть на флот не дворянину было практически невозможно. То есть моральная атмосфера и сложные отношения между офицерами и матросами потенциально уже создавали на корабле возможности для проявления бунта и подогревали среди матросской массы революционные настроения.
Конечно, нельзя утверждать, что флотские офицеры не знали вообще матросов, что их бесконечно разделяло различие происхождения и социального положения. Из года в год мимо каждого из офицеров непрерывными рядами проходили представители народа – новобранцы. Они являлись из деревень, городов, заводов, из всех губерний и областей обширной территории России. В течение пяти лет все эти люди находились под непосредственным влиянием офицеров, которые знакомились с ними, узнавали их не только в смысле пригодности к военной службе, но и просто как представителей народа. Матросы нередко несли офицеру свои заботы, горе и радости, делились полученными известиями из деревни, спрашивали совета, просили писать письма, прошения и рассказывали о своих семейных делах. В часы досуга они говорили о жизни в деревне, о своем материальном положении и заработках. Благодаря этому у офицеров составлялось определенное понятие о народе, о его положении в различных частях России, его интересах, характере и способностях.
В результате корабельные офицеры были в подавляющем большинстве относительно знакомы с подчиненными матросами, так как имели дело с ними всю свою службу и умели ценить их. Они в основном понимали, что для них хорошо и полезно и что может им принести вред. В этом отношении они были гораздо ближе к народу, чем профессора, адвокаты и вообще русская интеллигенция, которая ставила его на какой-то недосягаемый пьедестал, называла «народом-богоносцем» и верила в его особую миссию.
Но корабельные офицеры были очень слабы в современных политических вопросах. Будь офицеры более сведущи в политике, они, вероятно, сумели бы после февраля 1917 года удержать в своих руках команды кораблей. Будь они хоть несколько опытны в ораторском искусстве, им было бы легко бороться против пропаганды, которая сплошь и рядом велась партийными агитаторами на кораблях. Офицеры не могли не понимать, куда толкают матросскую
