Он посмотрел на меня внимательным изучающим взглядом. Казалось, мой вид ставит его в тупик. Я подумал, что это оттого, что я не носил на кителе погон и знаков различия.
– Ты офицер? – спросил он.
– Нет, я повар, простой повар подразделения. – Я знал, что могу говорить ему все что угодно, потому что видел: он не понимает, что написано в моем «зольдбухе».
Он сделал два шага в мою сторону и ударил меня по лицу моими документами. Потом протянул их мне назад со словами:
– Забери это, ты… (и дальше непечатно)!
Потом командир повернулся к моим охранникам:
– Забирайте этого фрица в батальон. И будьте осторожны. Я не хочу, чтобы он сбежал.
Те ответили хором:
– Есть, командир!
Один из конвоиров ткнул своим оружием мне в спину:
– Руки за голову!
Я покорно повиновался, стараясь не делать резких движений. Другой солдат толкнул меня в спину, давая команду идти вперед. Сам он держался сзади вместе с тем первым, что познакомил меня со своим оружием. Третий конвоир шел примерно на 3 метра впереди меня, давая мне знать, что я должен следовать за ним. Предрассветный мрак и плотный туман затрудняли мне возможность видеть его даже на таком близком расстоянии.
Всю дорогу меня не оставляло чувство беспокойства. Я не мог не думать о своем «зольдбухе». Он станет для врага ценным документом, когда его сумеют прочитать. Я должен избавиться от него, но как? Пока мы шли, те русские, что конвоировали меня сзади, оживленно беседовали между собой. При этом они начали отставать. Изо всех сил стараясь не вызвать подозрений, я нащупал свои документы и потихоньку достал их из левого кармана. Достав «зольдбух», я уронил его на землю. Потом я наступил на него и сапогами отбросил его в сторону, постаравшись закопать в грязь. Несмотря на то что увидеть все это в темноте и тумане было практически невозможно, шорох привлек внимание русских, и они тут же ринулись ко мне. Один из них набросился на меня и ударом повалил на землю. Потом он несколько раз коротко ударил меня флягой по спине. Когда его удовлетворили результаты такой работы, он, поднявшись, прокричал: «Встать! Быстро! Или я тут же пристрелю тебя!»
Я со стоном поднялся на ноги.
– Что ты делал? – спросил меня конвоир, но я не ответил.
Он снова ударил меня прикладом, но не так сильно, чтобы сбить с ног.
– Теперь вперед! Если ты снова повторишь такое, то ты – покойник! Понял?
Я снова ничего не сказал. Несмотря на то что спина сильно болела, мне удалось улыбнуться. То, что произошло, заставило русских резко оборвать беседу. Теперь их шаги звучали гораздо ближе.
Пока мы шли через пшеничное поле, ночь и туман внезапно отступили. В соседнее село, где расположился КП русского батальона, мы прибыли под ласковыми лучами солнца. Один из трех моих конвоиров побежал докладывать в штаб. Двое других остались
