style="font-size:15px;"> – Два дня, господин.
– И ты можешь продержать его в живых…
– Возможно, еще два дня, господин.
– Так и поступи, так и поступи. В конце концов, наша прямая обязанность – как можно дольше бороться за человеческую жизнь. Верно?
Инквизитор нервно улыбнулся – так улыбаются в присутствии начальника, одно-единственное слово которого может приковать вас к пыточной скамье.
– Э… Да, господин.
– Кругом ересь и ложь. – Ворбис вздохнул. – А теперь придется еще искать другого секретаря. Столько беспокойств…
Минут через двадцать Брута успокоился. Мелодичные голоса сладострастных соблазнителей куда-то пропали.
Он продолжил обрабатывать дыни. С дынями у него всегда ладилось. Они казались более понятными, чем многое другое.
– Эй, ты!
Брута выпрямился.
– Я не слышу тебя, грязный суккуб.
– Слышишь, мальчик, слышишь. Так вот, я хочу, чтобы ты сделал следующее…
– Я заткнул уши пальцами!
– Тебе к лицу. Очень похож на вазу. А теперь…
– Я напеваю песню! Напеваю песню!
Учитель музыки брат Прептиль как-то сказал, что голос Бруты напоминает крик разочарованного стервятника, слишком поздно прилетевшего к дохлому ослу. Хоровое пение было обязательным предметом для всех послушников, но после неоднократных прошений со стороны брата Прептиля Бруту освободили от этих занятий. Брута с раззявленным ртом – достаточно жуткое зрелище, но много хуже был голос юноши, который обладал достаточной мощью и внутренней уверенностью, однако имел привычку блуждать по мелодии как попало, ни разу не попадая на правильные ноты.
Вместо пения Брута заработал дополнительные практические занятия по выращиванию дынь.
С одной из молитвенных пашен торопливо взлетела стая ворон.
Исполнив до конца «Он Топчет Неверных Раскаленными Железными Копытами», Брута вынул пальцы из ушей и прислушался.
Кроме удалявшегося раздраженного крика ворон, ничего слышно не было.
Получилось. Главное – верить в Господа, так ему говорили. И он всегда следовал этому совету. Сколько себя помнил.
Брута поднял мотыгу и, облегченно вздохнув, вернулся к своим дыням.
Лезвие мотыги уже готово было воткнуться в землю, когда Брута увидел черепаху.
Черепашка была маленькой, желтого цвета и вся покрытая пылью. Панцирь по краям обколот. У черепахи был всего один глаз-бусинка, второй же она, видимо, потеряла в результате одной из тысяч и тысяч опасностей, которые повсюду подстерегают медленно передвигающееся существо, живущее в дюйме от земли.
Брута огляделся. Сад по-прежнему находился внутри храмового комплекса и по-прежнему был обнесен стенами.
– Как ты сюда попало, маленькое существо? – спросил он. – Прилетело?
Черепаха подняла на него свой единственный глаз. Брута ощутил тоску по дому. В песчаных барханах рядом с его родным домом всегда водилось много
