Юня или Нюня. Она откликается на любую кличку.
Я уставилась на слишком толстую собачку:
– Ничего не понимаю.
– Часа два тому назад, – пустилась в объяснения Зайка, – к нам заявилась Агата Кроуль. Помнишь ее?
Еще бы, с Агаткой мы долгие годы проработали бок о бок в одном институте, преподавали иностранные языки. Я – французский, а Агата – немецкий. Она этническая немка. Ее дед и бабка, оба коммунисты, приехали в тридцатые годы в Москву по линии Третьего Интернационала. Была такая международная организация, объединявшая в разных странах тех, кто хотел строить светлое коммунистическое будущее. Супругам Кроуль не удалось ничего построить – в начале сороковых годов они оказались в лагере. Их сына Германа, отца Агаты, почему-то не тронули. Когда грянула перестройка, Герман, еще вполне бойкий мужчина, отыскал в городе Киль родственников и, прихватив Агату, отбыл на историческую родину. Мы с Агаткой переписываемся. Она, когда приезжает в Москву, останавливается у нас.
– Агата в Москве проездом, – вещала Зайка, поглаживая Юню. – У нее были билеты на самолет, который через пару часов улетел в Новосибирск. Она только завезла к нам мопсиху и умчалась.
– Ничего не понимаю, объясни толком.
– О, господи, – обозлилась Ольга, – повторяю еще раз, специально для самых тупых. Агата летит в Новосибирск.
– Зачем?
– Так в академгородке какой-то семинар по новой методике преподавания.
– Ну?
– Что, ну? Прямого рейса нет, Агата летела с пересадкой в Москве, понятно?
– Это да, но при чем тут мопс?
– Ей было не с кем оставить Юню в Германии, пришлось взять с собой. Но бедной собаке стало так плохо в самолете, что Агата не решилась тащить несчастную в Новосибирск, вот и приволокла к нам.
Теперь ясно. Мопсиху подсунули нам на передержку. Агата правильно рассудила: собакой больше, собакой меньше, в нашем случае роли не играет.
– Надолго она к нам? – поинтересовалась я, поглаживая дрожавшую Юнону.
– На две недели, – ответила Ольга. – Забилась в темный угол и трясется, даже есть не захотела.
Я потрогала плотно набитое пузо мопсихи.
– Ничего, вон какая жирненькая, ей не повредит денек-другой на диете посидеть.
– Муся, – завопила, влетая в холл, Маня, – тебя к телефону!
Я взяла трубку. Дребезжащий старческий голосок проговорил:
– Вы Дарья Васильева?
– Да.
– Та самая, что украла яйцо Фаберже у Рыкова?
Не желая продолжать разговор, я нажала на красную кнопочку. Ну вот, начинается. Теперь мне станут звонить всякие идиоты. Но телефон затрезвонил вновь. На этот раз трубку схватила Зайка.
– Меня нет, – трагическим шепотом просвистела я.
Ольга кивнула и спросила:
– Вам кого? Ага, сейчас. На! – и сунула мне трубку.
– Просила же не звать! – возмутилась я.
– Кого? Меня? Ничего
