рюмочку-другую.
Но нет! Неуемная сила ворочается во мне, не давая покоя, выделяя из рода человеческого – и отделяя от него.
Оттого я такой нервный, вспыльчивый, раздражительный.
Оттого не думал даже увильнуть от службы.
Да, да! Хотел, чтобы все у меня было как у людей.
Призывают сверстников в армию? Стало быть, и мне с ними.
Тем более что угодил я не в строевые части, а в санитары.
Какой-то спесивый служака, ведавший распределением новобранцев, процедил, глянув на мою худобу: «Еврей – не солдат!»
Ну, в чем-то он был прав: сражаться за Великую Польшу, дабы раскинулась она «от можа до можа», я не имел ни малейшего желания. Чего ради я буду убивать русских или малороссов? Они мне ничего плохого не сделали.
А через год мне светит демобилизация – мне это ведомо.
Одному мне.
Позволил себе недопустимое – огрызнулся на капитана Журека…
Следующая страница вырвана[7].
2 июня
В санитарной части объявились три солдата и поручик. Приказали мне собираться – и на выход. Грубо так вздернули за шиворот да пинка отвесили – шевелись, жидовня!
А я не понимал – за что? Куда это меня, да под конвоем?
Суетливо хватая пожитки, я прокручивал в уме всякие варианты – ничего не сходилось. Кроме одной, самой непротиворечивой версии: санитара Мессинга приняли за русского шпиона!
Когда меня доставили на вокзал и наподдали прикладом, «подсаживая» в вагон, я почти убедился в верности своей догадки: мы направлялись в Варшаву.
Разумеется! Ведь именно там, на Саксонской площади, стоит Генеральный штаб, а в его недрах прячется «дефензива»[8].
Мое видение будущего никак не разнилось с этой версией, разве что вселяло надежду – меня не расстреляют. Может быть…
Ведь судьбу не изменишь до тех самых пор, пока она остается неведомой тебе. Как обманешь рок?
Начнешь вести себя «непредсказуемо»? Изменишь своим привычкам? Выберешь для прогулок другие улицы? А откуда тебе знать, что сказано в Книге Судеб? Может, как раз твои «непредсказуемые» фортели и описаны на ее желтых пергаментных страницах?
Но как только становится известно, что тебе суждено, ты легко обретаешь редчайший, небывалый шанс объегорить судьбину, выбрать иную долю. Однако выбор этот скрывает в себе не только вероятное добро, но и зло – уберегшись от уготованной тебе беды, ты сам накликаешь на себя иное несчастье. Ирония судьбы!
3 июня, Варшава
С варшавского вокзала меня отконвоировали в Генштаб, чего я и боялся, где передали какому-то полковнику. Полковник назвался Эугениушем Скшиньским, он расточал любезные улыбки и даже велел накормить меня, что было очень кстати – в вагоне я грыз галеты, твердые, как кость, да запивал их горячей водой, убеждая желудок, что он имеет дело с душистым
Контрразведывательное отделение «двуйки» – Второго отдела Генштаба Войска Польского, занятого военной разведкой (
