окликнул он Мию, когда она уже стояла на пороге, – я отпускаю тебя до первого серьезного проступка. До тех пор, пока ты и впрямь лучшая. Так что не нарушай правила. А если нарушаешь – не попадайся.
Мия сжала шкатулку так, что пальцы побелели. Она собиралась нарушить правила уже этим вечером. Как только покинет кабинет и переоденется.
– А что будет, если я нарушу правила и попадусь, господин Такухати?
Отчего-то ей показалась, что вся эта сцена была задумана директором ради вот этого финального, как будто между делом, предупреждения.
– Увидишь. – Обещание в его голосе совсем не понравилось Мие. – Я накажу тебя, лучшая ученица. Надеюсь, наказание тебе понравится.
Когда Акио Такухати вспоминал последний разговор с сёгуном, ему хотелось кого-нибудь убить.
– Я очень разочарован, – сказал сёгун, и его глаза вспыхнули алым светом. – Я дал тебе самураев и корабли. Ты потерял половину и не принес взамен ничего – ни пленников, ни новых земель.
Акио мог бы ответить, что у противника была втрое большая армия. Что самханцы сражались на своей территории. Что среди них был наследный принц, который разбудил вулканы, и Акио с десятком других самых родовитых и сильных магов три дня, не зная сна и отдыха, сдерживал буйство стихии в огненном аду, пока войска отступали и садились на корабли. Что он потерял в этой битве двух из трех своих фэнхунов. И что когда его уносили на последний еще не отчаливший корабль – уносили потому, что идти сам он уже не мог, – его тело напоминало обгорелый кусок мяса, и лекарь сказал, что генерал не проживет дольше суток.
Прожил. Вцепился в дарованный шанс. Выл от боли, привязанный к койке, когда корабль болтало в страшном шторме – прощальный подарок самханцев вторгшимся захватчикам. Магов, способных остановить буйство стихии, среди войска не осталось – все полегли в битве.
Все, что запомнилось из того кошмарного возвращения домой, – боль и беспомощность. Все время, пока разбросанные бурей корабли искали друг друга, он валялся на койке, снова и снова пытаясь раздуть почти угасшую в борьбе с вулканом искру своего магического пламени.
Он знал, что выглядит плохо, не зря самураи, приходившие навестить генерала, отводили взгляд. Знал, но не подозревал, насколько, пока в ответ на прямой приказ ему не принесли зеркало. Акио осмотрел сочащееся сукровицей кровавое мясо, ухмыльнулся сожженными губами:
– Хор-рош, да! Все девки мои. – И вернулся к медитациям.
Он не привык сдаваться или жалеть себя.
И магия, почти вытравленная чужой, более мощной силой, откликнулась.
Род Такухати был древним. Силы его крови недостало бы, чтобы разбудить стихию, но вернуть себе прежний облик Акио сумел.
Он регенерировал; сначала медленно, почти незаметно, а потом все быстрее. Нарастала новая кожа – неприятно розового, поросячьего оттенка, она невыносимо чесалась.
На третий день после возвращения магии Акио встал. Не обращая внимания на причитания лекаря, покинул
