все тем, что нас выгнали с той квартиры, мы приехали ко мне на Киевскую, и моя мама говорит: „Хм, ты что тут, с Петькой собираешься жить?“ – „Да!“ – „Ну уж нет! Скажи ему, чтобы он к себе ехал!“ И Петька уехал.
Я его называла „муравей“, а он меня – „муха“. „Муха – источник заразы“ – это отсюда. „Муха“, „мухочка“, все „му“ да „му“… Я уверена, что и название группы отсюда же появилось: ведь группа возникла, когда я его бросила, на этом импульсе. Все произошло на нервной почве.
Он был неприкаянный, а мне хотелось стабильности, стабильного мужа. Еще я боялась, что ребенок родится алкоголиком и будет лысый, как Петя. Он очень много пил – правда, когда входил в запой, всегда уходил, чтобы я не видела этого ужаса. Как-то раз увидела его таким – на даче Липницкого на Николиной Горе. Говорю ему: „Петя, пошли домой! Хватит пить! Ты, Петя, похож на старую мертвую белку!“ Там на Горе в старой ванне настоящая мертвая белка лежала, и Петя действительно был на нее похож… И Петя страшно рассердился из-за этой „мертвой белки“, какое-то дерево в меня бросил, совсем немного не долетело. Это был ужас, страх. И я, благоухая „шанелью“, побежала подальше от Пети, с этой Горы. Это был единственный раз, когда я его видела в таком состоянии.
Потом мы с ним ездили в Тарусу, и там я опять ему сказала, что он нищий, что надо богатого мне. И он пошел по полям, кидал камни куда-то в пустоту и кричал дурным голосом.
Чувство, что я поторопилась с ним расстаться, ко мне пришло уже гораздо позже, когда я переехала жить в США, а он туда приехал на гастроли. Я ему позвонила из Лос-Анджелеса в Сан-Франциско, он ужасно обрадовался и сказал: „Завтра я приеду к тебе! Позвони мне!“ Я ему звоню на следующий день: „Ты едешь?“ – „Нет, Олечка, я не приеду. Ты за меня замуж не вышла… Что ты теперь делаешь на чужбине? Зачем вы вообще все уезжаете, я не понимаю! Ну и сиди здесь одна“. И все. И больше я ему уже не звонила».
Фото из архива А. Л.
Итак, Мамонов практически одновременно расстается с любимой девушкой (роман с которой изобиловал стрессами), разводится с первой женой и остается один, получив комнату в коммунальной квартире на далекой южной окраине Москвы, в Чертаново. Туда и сейчас-то ехать не ближний свет, а уж тогда, в начале 80-х… Психолог назвал бы все это креативной ситуацией.
В сильнейшем шоке от жестокого конца своего самозабвенно-яркого романа, Мамонов превращается в безработного отшельника, живет впроголодь, временно бросает пить и начинает писать песни. В этой клоаке экзистенциального мычания зловещие миазмы советского урбанизма перемешались с мощными потоками неиссякающей сексуальной желчности. Конечные образы порой напоминали жуткие похмельные видения.
Мое лицо землистого цвета – цвета земли
Мой рот как помойная яма, глаза как цветы
Злые-злые глаза мои как цветы
И хоботок так красен, словно тюльпан
Они такие большие
