следом.
– Все мы бояре вольные, – отступил с дороги глава стражи. – Да государи ныне обидчивы. Сигизмунд, сказывают, зело на князя Друцкого обижен, что тот руку московскую принял. Хотя в праве своем князь. Но земли его к порубежью близки… Как бы чего не вышло.
– Это угроза, боярин? – нехорошо покосился на порубежника Лисьин.
– Князю Юрию Друцкому? Может, и так статься, Василий Ярославович. Но не от меня боярин, не от меня…
– Тогда прощевай, Бажан Ветранович. Князю Засекину от меня поклон.
– Прощевай, Василий Ярославович. Передам…
Сотрясая коваными копытами мерзлую землю, отряд промчался мимо стражи. Вскоре тракт повернул вправо, и стража скрылась из виду.
– Кто такой «новик»? – тихо поинтересовался у Пахома Андрей.
– Новик, барчук, – это сын боярский, что впервые на службу заступает.
– Ты это, сынок, ты! – подал голос боярин. – Как меч первый раз с врагом скрестишь, так новиком и станешь. Да… Жалко, в Себеж завернуть времени нет. Вроде и рядом крепость новая, а все не глянуть, что там отстроили.
– Странно, что она не на дороге стоит, – удивился Зверев. – Крепость ведь, по уму, пути на Русь должна защищать?
– Она путь и обороняет, – ответил Василий Ярославович. – А стоит там, где ее захватить труднее.
– Как же обороняет, отец, если с нее дороги и не видно вовсе?
– Самим существованием своим, сын. Сам помысли, как ты войну вести сможешь, если такая крепость во вражеской земле стоит?
– Да обойду ее просто и дальше двинусь.
– Не двинешься, – покачал головой боярин. – Я из этой крепости стану отряды распускать, они обозы разорять будут, что к тебе с припасами и казной идут, а также те, что ты с добычей и людьми увечными домой посылаешь. Коли кто из людей твоих пожелает на захваченных угодьях осесть – разорю да на деревьях развешу. А чуть рать твоя сильная появится – обратно за стены спрячусь. Нет, сынок, пока все крепости не захвачены, ни землю присвоить, ни наступление вести никак невозможно. Татар казанских возьми. Они с разбоями своими порой и вовсе до Москвы доходят. Но ни пяди земли русской себе под руку не получили. Отчего? А оттого, что ни одного города, ни одной крепости никогда взять не могли. Народ беду за стенами пересидит да обратно к пашням своим возвертается.
– Заслон возле крепости можно оставить, чтобы гарнизон вылазок не делал, – предложил Андрей.
– У одной твердыни заслон, у другой заслон – на сем рать твоя и кончится. Малым ведь заслоном не обойдешься, его защитники сомнут. А больших не наоставляешься – никакого войска не хватит. Юн ты еще, сын, наивен иногда, как дитя малое. На ливонцев, вон, глянь. Они токмо замками землю свою и держат. Жмудье сиволапое, знамо дело, ненавидит их лютой ненавистью, ан сделать ничего не способно. Не может твердыни ордынские одолеть. Крестоносцы, чуть не по-ихнему что, выходят из-за стен, бунтарей жгут да вешают, недовольных порют, оброк свой изо всех выбивают – да обратно прячутся, отдыхают за стенами каменными. Так,
