кружку с водой на прикроватный столик и снова залилась слезами.
– Да прекрати ж ты, наконец, плакать и объясни мне толком – в чём дело! – сев на кровать, недовольным голосом произнёс отец.
– Нас ограбили, – наконец совладав с собой, срывающимся голосом ответила дочь.
– Как это – нас! Этого просто не может быть! У нас весь товар хранится на втором этаже. Туда с улицы так просто не забраться! Нет, не может этого быть!
– Пойдёмте, отец, я вам сейчас всё покажу!
Фридрих нехотя встал с кровати. Голова после вчерашнего застолья всё ещё болела, и он постоянно от этого морщился.
– Дочка, будь добра, сходи за мокрым полотенцем. Никакого больше у меня нету терпения. И что это за вино нам вчера бургомистр прислал?
– Сонное зелье он вам прислал, ваш бургомистр, вот что он вам прислал, отец!
– Да что ты такое говоришь, Мария, и как у тебя только язык на такое поворачивается! Разве можно думать на нашего бургомистра такую глупость? Зачем ему это делать?
– Вот и я думаю – зачем он это сделал? И как-то странно складно всё произошло: вечером – сонное вино от господина бургомистра, а ночью – через трубу к нам в дом воришка забирается, – резко ответила отцу Мария.
– Ты что, совсем уже ополоумела, дочка, – почему-то перейдя на шёпот, произнёс Фридрих. – Бургомистра нашего города, такого важного человека, и обвинять в соучастии в воровстве, да что ты такое удумала? Да и Трубочист сейчас сидит в темнице, а больше в нашем городе по трубам никто так ловко лазить не умеет.
Купец был настолько возмущён таким несправедливым обвинением дочери, что даже забыл про свою головную боль. Он вскочил с постели, запахнул халат, одел на ноги тёплые тапки и направился к двери, но внезапно остановился и обернулся к дочери.
– Ладно, пойдём, посмотрим, правда ли то, что ты мне сейчас наговорила. Что-то мне кажется, что ты сегодня, дочка, приболела с самого утра и поэтому несёшь всякий вздор.
Мария поднялась со стула, аккуратно расправила складки на своём домашнем платье и покорно вышла вслед за отцом. Они поднялись на второй этаж и подошли к открытой двери кладовки. Отец заглянул во внутрь помещения, но там действительно было пусто. Он повернулся к дочери и растерянно, как будто только что узнал о пропаже соболиного меха, посмотрел на неё. Затем снова обернулся к пустой кладовке и, как подкошенный рухнул на пол.
– Отец! – закричала Мария. – Кто-нибудь! Помогите, отцу плохо!
Она подскочила к лежавшему на полу Фридриху и, упав перед ним на колени, осторожно взяла в руки его голову. Тело отца было совершенно безвольным, а глаза закрыты. Ей вдруг показалось, что он не дышит. Дочь приложила ухо к груди отца, но от сильного волнения она не смогла расслышать ударов сердца. Мария ещё больше всполошилась, но тут она услышала торопливые шаги на лестнице. В кладовку вбежала кухарка, но завидев лежащего
