удивление: обычно мечтают выбраться из села поближе к цивилизации, а тут – из самого Питера да в глушь!
Митрич, как окрестили его сельчане, купил у одной женщины, собравшейся уезжать к дочери в город, старый домишко и тут же начал строить себе новый. Деньги у мужчины, похоже, водились, и он, хоть и был одиноким (разведенным или вдовым – так и не удалось узнать), выстроил, помимо избы, добротный хлев, срубил баню, купил корову, поросят, кур. Чувствовалась в нем крепкая хозяйственная жилка. Но, кроме всего прочего, Митрич сделал то, о чем жители Никольского и не помышляли – по инертности ли мышления, из-за лени ли… Так, он приспособил к колодцу электронасос и снабдил жилье водопроводом. Туалет он тоже обустроил на городской лад – не холодный нужник во дворе, а добротный, в теплой пристройке к избе, и даже с унитазом. Этот факт особенно потешал деревенских мужиков и баб. Вырыл себе Митрич и особенно глубокий погреб – такой, что на самом дне его круглогодично не таял лед. Огород приносил урожая больше, чем остальным сельчанам. Новосел и журналы какие-то сельскохозяйственные выписывал, и книги по огородничеству читал. Даже картошку сажал и окучивал по книгам. Все видели, что у Митрича картофель и крупней, и больше его, чем у них, а все равно хохотали-потешались. Мол, чего там читать-вычитывать, деды-прадеды неграмотными были, без книжек обходились, и мы уж картошку-то как-нибудь без учебников посадим! Вот именно, что как-нибудь…
Однако, несмотря на всю свою хозяйственность, Митрич слыл на селе пьяницей. Действительно, не реже раза в неделю он покупал в сельском магазине бутылку водки. А если кто обращался к нему за помощью, такса у Михаила Дмитриевича тоже была одна – бутылка. Правда, таким же платежным средством пользовались и все остальные сельчане, да и спиртным отоваривались в магазине не реже, а кое-кто и почаще Митрича, но… Пьяница, и все тут! В отместку, видать, за его скрытность и непохожесть на всех. А между тем, откровенно пьяным Митрича никогда и не видели. Вот такой парадокс!
К нему-то, купив две бутылки «беленькой», и пошел Алексей арендовать ледник для хранения головы.
У Митрича, в отличие от большинства сельских жителей, было заперто, хотя старик явно был дома: из печной трубы валил дым. А рядом с дверью имелась кнопка звонка – вещь для села совсем чуждая.
Алексей позвонил, и вскоре дверь отворилась. На пороге стоял пожилой мужчина – в футболке и застиранных джинсах, что странно сочеталось с его абсолютно лысой головой и марксовской седой бородой с усами.
– Здравствуйте, Михаил Дмитриевич, – поздоровался Алексей.
– Здравствуйте, Алексей Романович! – ответил старик.
Алексей растерялся: он и не думал, что Митрич знает его отчество.
– Проходите, чего же вы? – вывел тот его из невольного ступора.
Жилище старика, в котором Алексей был впервые, поражало своей непохожестью на прочие сельские избы. Снаружи это был хоть и добротный, но вполне обычный бревенчатый пятистенок. А вот внутри… Внутри это была городская квартира типичного интеллигента. Недорогая,
