открывает глаза. Нежное личико Франтишки исчезает вместе с остатками сна, потом тают высокие своды покоя в Несвижском замке и даже приснившийся аромат свежескошенной травы, который сквозняки все гоняли по длинным полутемным коридорам. Потом случается все сразу: жуткая похмельная головная боль, мучительно красные обои в комнате проститутки, перекошенное от ярости, ненавистное лицо князя Михаила, его визгливый голос.
– Конечно, в публичном доме! И опять пьян! А что это за платье?! Что это за пошлейшее платье, я тебя спрашиваю? – Князь Михаил схватил жокейскую куртку, между прочим, дорогую, тончайшего английского сукна, и помахал ею, словно какой-нибудь тряпкой. – Как ты себя ведешь? Как ты одет? Раньше конюшие почитали за честь в праздничный день надеть такое платье, как у господ! А теперь господин одевается, как конюший, и ему не стыдно!
– Послушай, я уже достаточно вырос для того, чтобы самостоятельно выбирать себе одежду. По душе тебе платье, как у екатерининского вельможи, вот и носи его на здоровье. А я уж сам разберусь, во что облачаться. Нравятся мне моды французские и английские, – простонал Доминик, поднимаясь на постели.
Князь Михаил швырнул ему брюки и куртку:
– Держи! Одевайся! И побыстрее!
– Побыстрее? – Доминик, с трудом облачаясь, бросил на опекуна взгляд, полный ненависти. – У тебя ко мне дело спешное имеется? Зачем при-ехал?
– Увидишь, – нехорошо усмехнулся князь Михаил, потирая сизый от уже приметной щетины подбородок. – Обещаю, ты будешь очень доволен. Очень!
Какое-то тревожное предчувствие мелькнуло у Доминика.
Мелькнуло – и сразу же исчезло. Когда так мутит, думать о причинах неожиданного приезда опекуна никак не получается…
В душной карете, покачивающейся по мощеным узким улочкам Варшавы, стало Доминику и вовсе худо.
Казалось ему, что выпитое шампанское вот-вот выльется наружу. Все мысли были об одном: скорее бы опустошить желудок. Однако карета остановилась у красивого высокого костела – и от пьяной тошноты в таком месте, конечно, следовало воздержаться.
– Пойдем. – Опекун схватил едва держащегося на ногах Доминика за локоть. – Уже скоро…
Радзивилл послушно вошел в костел, опустил пальцы в чашу со святой водой, преклонил колени, перекрестился… и вдруг заприметил, что у алтаря находится ксендз в праздничном золотистом облачении, а еще девушка в длинном белом платье.
«На свадьбу притащил, – подумал Доминик, с неудовольствием морщась. Головная боль только усилилась, и каждый шаг к алтарю, неподалеку от которого стояли также разряженные гости, давался с неимоверным трудом. – Интересно, кто женится? Впрочем, какая разница кто – я надеюсь только, что после венчания мне удастся быстро удрать, потому что иначе меня стошнит прямо здесь. Я вообще удивляюсь, что у меня до сих пор выходит сдержаться, не иначе как святые стены помогают…»
– Доминик Героним
