лёгкость да звонкость, и перед глазами чуток плыло. Да, понимаю, и тогда понимал – не из-за мази тигриной это, а от листа ветродуя, которого я тогда лишку взял. Вообще-то ведь ветродуй не для того используют. Он от почек больных, и не отвар пить, а толчёный порошок с другими какими-то порошками лекаря смешивают и пилюли делают. И задумался я тогда: а ведомо ли господину Алаглани, что у листа ветродуя и другое применение есть? Лекарь господин Алаглани, конечно, знатный, да и чародей вдобавок, а вот откуда ему хитрую науку знать?
Но слушайте, что дальше было. Чуть только пошёл у нас в людской разговор интересный, про нечисть всякую, пришёл Алай и сказал, что господин меня кличет. Разом замолчали все, будто и в самом деле мохнатого домовика увидали. А я поднялся с топчана своего и – нечего делать! – пошёл вслед за Алаем. Дорогой шепнул ему:
– Не знаешь, зачем это я понадобился?
Вздохнул Алай и сообщил:
– Там зеркала уже стоят. И свечи.
Вот так, значит. Два месяца с лишком господин не проверял моё здоровье, а сейчас, значит, вздумалось. Может, из-за «крапивной лихорадки»? Но и я понимал, и вы, надеюсь, понимаете, что лихорадка тут совсем даже ни при чём.
Вошли мы с Алаем вместе в кабинет. Господин не за столом на сей раз был, а стоял у окна, спиной к нам, и сейчас в том окне уже не солнце закатное виднелось, а густые синие сумерки. Кот сидел у него на левом плече – взъерошенный какой-то, и не чувствовалось в нём сейчас важности.
– Алай, – сказал господин, не обернувшись, – ты можешь сегодня ночевать в людской. Ступай же.
– Да, господин мой, – поклонился Алай и тихонько вышел за дверь. Как ни тревожно мне сейчас было, а подумал я: далеко вышел или подслушивает? И где подслушивает? Неужто всё-таки на чердаке?
А на столе действительно стояли зеркала, и горели на подсвечнике три тонкие белые свечи. Гостевое кресло было выдвинуто так, что если сесть в него, то лицо сидящего и зеркала оказались бы равноудалены друг от друга.
– Садись, Гилар, – по-прежнему не оборачиваясь, велел господин.
Я послушался. И как только опустился в кресло, тотчас в животе заныло. Нет, не так, как если в отхожее место надо – иначе заныло. Как перед какой-то бедой.
– Ну что, – спросил он, – прошла твоя крапивная лихорадка?
Судя по голосу, это интересовало его меньше всего на свете.
– Да, господин мой, – отозвался я бодрым тоном. – Как есть вся прошла!
– Если бы всё так легко проходило… – непонятно о чём вздохнул он. – Ну ладно, начнём тогда.
– А что начнём, господин мой? – решил я малость обострить. Риск невелик, а ответ интересен.
– Как что? – фыркнул он. – Изучение твоего здоровья телесного и душевного, посредством проверенных лекарских приспособлений.
– Да здоров я, здоров! – чуть не подпрыгнул я в кресле, показывая, сколь много во мне здоровья.
&nb
