она приучила сына читать на английском. Привила любовь и вкус к языкам. Это от неё у него такое потрясающее восприятие чужой речи и такое странное, почти мистическое свойство расшифровывать чужие звуки и слова. Потом он, бывая в разных странах, общаясь на разных языках, почему-то никогда не увязывал её и свои блистательные победы на «чужом поле». Это был его успех, его способности, его напор. И при чём тут эта маленькая седая женщина с робким, простуженным голосом в телефонной трубке?
Почему она позвонила сыну в тот вечер? Зачем? О, как она ошиблась! Почему не задержали её очередные новости, телескандалы или телесплетни? Ну почему она не швырнула трубку на рычаг, почему продолжала растерянно стоять в холодном коридоре возле допотопного телефонного аппарата? Ну почему не зашла к ней соседка, собирающая деньги на уборку подъезда? Почему никто не постучал по ошибке в её дверь на 1-м этаже? Почему?
В тот вечер он был взвинчен как никогда. Мать этого не замечала, продолжая говорить о чём-то своём, вздыхая и жалуясь на одиночество, боли в ногах, очереди к врачу, бесполезность лекарств.
В тот вечер он впервые сломался. Не мог собой управлять. Не мог скрыть отчаяние, не мог её дослушать до конца. Мать что-то тихо причитала, что-то спрашивала…
Он не слышал её! Был необоснованно груб. Он издевался. Кричал и ненавидел – беспричинно и яростно, до спазмов в горле, до хрипоты, до потери слов, до конвульсий…
Мать раздражала его. И этот тихий, жалобный голос издалека, и эти частые протяжные вздохи вместо слов, и эти капризные, постоянные жалобы. Всё разыгрывалось по одному очень знакомому и бездарному сценарию. Он не хотел её слушать! Телефонную трубку на какие-то секунды бросал на стол, мысленно приказывал себе остановиться, но это продолжалось бесконечно, до полного изнеможения, почти до потери рассудка. А потом, устав от своего непонятного, изматывающего крика, он на полуслове оборвал её, нажав на клавишу off… Всё.
– Не могу с ней говорить, всегда стоны, – процедил он сквозь завесу этой непонятной ярости.
«Ну почему слабые вызывают к себе эту животную ненависть?» – подумала Марина, молча наблюдая за бешенством мужа. Наверное, это инстинкт самосохранения. Мы боимся в жизни поменяться местами со слабыми… Но в подкорке всегда дремлет мысль, напоминая и раздражая: «Это может случиться с каждым из нас».
«Ему нужна разрядка… Следующая жертва его неудач – я?! Нет, я этого не потерплю!» Пальцы Марины нервно сжимали виски, болела голова, хотелось его задушить. Она даже испугалась себя. Но уже через мгновение была в полном порядке: тщательно одетая, с изысканным макияжем, готовая к любому повороту событий.
Конечно, Марина могла сама позвонить свекрови, успокоить и выслушать её, но… Срочные переговоры с редакторами, обсуждение нового эфира, подбор новых героев передачи… Не успела! Забыла. Отключила из фокуса своего внимания. И это стало роковым и страшным стечением обстоятельств страшного дня.
Марина
