получится вычурным, напыщенным, никчемным, и это её не вдохновляло. Она с тоской думала, что часы, проведённое в компании рисовальщика, ей придётся вычеркнуть из своего свободного времени в угоду Мигелю. «Мне не подвластно моё время, которое я проживаю! – мысленно сокрушалась Инга. – О, нет, об этом лучше не думать! Если не призадумываться, то этого как будто и нет».
Однако именно художник отвлёк её от печальных мыслей. Во время работы он что-то напевал себе под нос, семенил вокруг Инги, вглядывался в её лицо с разных сторон и расстояний и этим очень забавлял саму модель. Он понравился ей своей живостью и ненавязчивым дружелюбием. Инге тоже захотелось рассмотреть его получше – этим она и развлекалась, пока он работал.
Живописца звали Луис. Невысокий полноватый человечек лет сорока, с выразительным, немного наивным лицом и забавными, короткими ручками. Он приближался к Инге и удалялся, прищёлкивал пальцами, ритмично цокал языком и излучал согревающую доброжелательность. Действо напоминало спектакль, потеху, но никак не скучный сеанс рисования. Художник создавал благоприятную атмосферу, помогая своей модели расслабиться. Наконец, выбрав удачный ракурс, Луис сосредоточился и довольно быстро сделал карандашный набросок.
– В вас есть что-то восточное, необычное! – сказал он, разглядывая свой рисунок и первые мазки. – Ах, какое хорошее лицо! Оно само так и просится на холст! Портрет получится замечательный!
Немного подумав, он опять приступил к работе. Оба – мастер и модель – внимательно наблюдали друг за другом. Инге было интересно смотреть на Луиса, а Луису – на Ингу.
В обстановке взаимной симпатии пролетело часа два или чуть больше. Объявив, что первый творческий сеанс удачно завершён, Луис резво подскочил к своей модели и смачно чмокнул её в щёку. Этому не стоило удивляться. Инга уже знала, что испанцы обожают целоваться при встречах и расставаниях со всеми людьми, которые им приятны. Это лишь знак обычной человеческой благосклонности.
Луис назначил срок новой встречи и пообещал закончить работу как можно быстрее. Расстались почти друзьями.
Вечером наброски Луиса внимательно изучал Мигель. Ему понравилось изображение жены, и он принялся рассуждать, где и как надо повесить картину. Мигель вернулся в отличном настроении, был ласков, внимателен, даже нежен. В такие минуты он старался сделать Инге что-то особенно приятное – к примеру, выразить свои чувства на русском языке.
Русский язык не давался Мигелю. Он учил его бессистемно, от случая к случаю, проявляя нетерпение, совершенно не ощущая нюансов. Он уморительно путал слова, но при этом произносил их с особенным пафосом, как заклинание или сакральную фразу. В тот вечер, накануне дня святой Теклы, случился очередной лингвистический курьёз.
– Ты моя любая! Я твой любитель! – высказался Мигель Торрес.
Инга не удержалась от смеха, но поправлять мужа не стала. Ведь Мигель мог вмиг расстроиться и насупиться. Мужчины
