педантична, как многие ее коллеги по профессии, и всегда аккуратна в выражениях. Я ей доверяю. Она никогда ничего не упускает. И никогда ничего не боится. Ничто не ускользает от ее внимательного взгляда.
– У нее травмы на лице и затылке и восемнадцать порезов на руках и ладонях. Большинство с правой стороны. Значит, нападавший правша.
Фатима наклоняется ниже, раздвигает пинцетом края глубокого пореза на руке, обнажая плоть.
– Смотри, – говорит она. – Глубина пореза говорит о том, что нападавший правша примерно вот такого роста. – Она поднимает руку в голубой перчатке и показывает рост преступника. Манфред инстинктивно отшатывается.
– Можешь сказать, сколько они боролись? – спрашиваю я.
Фатима качает головой.
– Сложно сказать. Но ни один из этих порезов не был смертельно опасным. Она погибла от травмы шеи.
Я смотрю на голову женщины на стойке из нержавеющей стали. Темные волосы в запекшейся крови. Аккуратные брови. Под ними месиво из мяса и костей.
– А что по поводу шеи? – спрашиваю я. Фатима кивает, вытирает лоб тыльной стороной ладони. Жмурится от яркого света.
– Несколько ударов по шее. Даже одного было достаточно, чтобы убить ее, но преступник явно задался целью отделить голову от тела. Позвоночник был разрезан между третьим и четвертым позвонком. Требуется достаточно мощная сила, чтобы сотворить такое. Или упрямство.
– Насколько мощная? – спрашивает Манфред, подходя к ней.
– Сложно сказать.
– Могла бы женщина или слабый человек сделать это? Фатима приподнимает брови и скрещивает руки на груди.
– Кто сказал, что женщины слабые? Манфред переминается с ноги на ногу.
– Я не это имел в виду.
– Я знаю, что ты имел в виду, – демонстративно вздыхает Фатима. – Да, женщина способна на такое. Пожилой человек. Молодой сильный мужчина. Это уже ваша задача выяснить, кто убийца.
– А что еще ты узнала? – спрашиваю я.
Фатима кивает, смотрит на бледное тело на столе.
– Я могу сказать, что ей лет двадцать пять-тридцать. Рост сто семьдесят сантиметров. Вес шестьдесят кило. Нормальное телосложение. Здоровая, спортивная.
От запаха в помещении меня тошнит. Мне хочется думать, что у меня после стольких лет морга выработался иммунитет, но к этому запаху невозможно привыкнуть. Его нельзя назвать вонью, это больше похоже на запах, который появляется через неделю у срезанных цветов, смешанный с запахом сырого мяса, но я чувствую, что мне срочно нужно на улицу. Я мечтаю о глотке свежего холодного воздуха.
– Еще кое-что, – добавляет Фатима. – Она родила ребенка. Или, по крайней мере, была беременна.
– Родила? – переспрашивает Манфред.
– Сложно сказать, – отвечает Фатима, с треском стаскивая перчатки.
Манфред ведет машину. Мы возвращаемся в участок. Снова идет снег. Уже темнеет, хотя на часах только три.
– Хорошенькая, – говорит Манфред, включая радио.
– Фатима?
