с тесного тамбура, через который, вошедший в него, попадал в небольшую комнату с двумя крохотными окошками на боковых стенах. Под ними стояли две кровати, а между ними у стены две тумбочки. Верхнюю одежду можно было повесить на вешалку, при входе справа от двери. Там же приютился небольшой деревянный стол с двумя табуретками. Слева от двери стояла небольшая чугунная печка. В тёмное время суток комната освещалась электрической лампочкой в матовом плафоне, который был прикреплён к самому потолку.
– Удобства на дваре, ня абясуть, – улыбаясь, предупредил Фёдор.
– Не беспокойся, мне не привыкать.
– В баньку-та сходяшь?
– Не откажусь. Но сначала переоденусь.
– Пярадявайся тада, я абажду табе чуток.
Баня оказалась не такой большой, как показалась Беркутову с высоты. Само строение из брёвен, возведённое под одну крышу, было, конечно, внушительных размеров. Но большую часть площади занимала терраса на открытом воздухе и комната, в которой стоял огромный бильярдный стол.
После манипуляций Фёдора веником над телом Беркутова, он распаренный и красный, завернувшись в простыню, сидел на террасе и млел от удовольствия, попивая маленькими глоточками прохладный клюквенный морс, лениво отмахиваясь от комаров берёзовой веткой. День был солнечным и ветреным, поэтому комары не очень ему досаждали. Тела он не чувствовал, оно находилось будто в невесомости.
– Мяхалач, ты сялёнкя-та у парной аставял, нада васстанавить. Ушицу папробашь, иша с вячерняга улова гатовял? Картошачка даваряватся.
– Пожалуй перекушу и уху твою попробую.
– Так ить, я мигам.
Фёдор спустился по ступенькам с террасы, завернул за угол бани и вскоре вернулся с плетёной корзиной в руке, которую поставил на лавку. Содержимое корзины было накрыто тонким разноцветным полотенцем, которое Фёдор снял и, аккуратно свернув, положил на лавку. Затем, не спеша, стал выкладывать на стол содержимое корзины. Сначала, достал и поставил запотевшую, полулитровую бутылку, заткнутую самодельной пробкой. – Ета на любитяля, апасля баньки. Шас с лядняка узял. Стяпан заняматся, када яму делать неча. – Затем поставил на стол миску с солёными грибами.
– Груздя, с прошлага гаду грябочки, на крепянька иша. Стяпан-та бальшай мастяр саленья па осяни гатовять. А эта, сёмашка, наша, местна, таку у лавки ня абмяняшь на дяньгу-та, – Фёдор достал из корзины и поставил на стол миску с красной рыбой, нарезанную продолговатыми кусочками. – Тож с лядняка.
– Фёдор, ты, когда успел картошку-то отварить?! – Удивился Беркутов.
– Мы усё успявам. Нам инача няльзя. Яванач ня любят ждать. – Всё приготовив, Фёдор сел за стол.
– Сам бог вялел, апасля баньки прянять, – взяв в руку бутылку, сказал он.
– Табе Мяхалач, как, да краёв?
– Плесни грамм пятьдесят, мне хватит.
– Так ить, я тож шибка ня насядаю на яё, ня к чаму ета, да и вредян арганизму пярабор у етям деля. Так, с устатку
