селениях и городах не трогать, только осман и татар, здесь наши люди, обижать их не позволю. Предупредил, за нарушение сего распоряжения взыщу строго, накажу как самих грабителей и насильников, так и их командиров. Пусть пеняют на себя, но не остановлюсь перед самыми строгими мерами, вплоть до казни. По-видимому, проняло не всех, в первый же день после освобождения крепости поступили многочисленные жалобы в мою канцелярию от местных торговцев, кустарей, работных людей, особенно евреев, поляков, русинов на притеснения, грабежи, изнасилование их жен и дочерей. Произошло то, что я собирался изжить в своем народе – жестокость и жажду наживы любым путем, даже против своих соседей.
Я потворствовал таким выходкам лихих воинов в захваченных вражеских городах, крепостях, но на своей земле нельзя. На следующий день собрал на центральной площади Умани на круг всех казаков своего войска. Когда оживленно гудящий народ, гадающий по столь необычному в походе событию – общему собранию, немного угомонился, вышел в центр круга и громко, на всю площадь, произнес: – Братья казаки!
Казаки замолкли, тысячи глаз ожидающе смотрели на меня. Так же громко продолжил, выговаривая с небольшой паузой каждое слово:
– Собрал я вас на суд над своими товарищами, преступившими божьи заповеди и законы нашего братства. Перед походом мною был дан приказ, местных людей не обижать. Мы не тати, а братья, пришедшие на помощь. Объявили ваши командиры сей приказ?
В настороженно молчащем строю в нескольких местах раздались ответные крики: – Объявили, пан есаул!
– Какое же наказание по закону товарищества следует за неисполнение приказа командира в боевом походе?
Минуту стояла тишина, никто не хотел выносить приговор своим товарищам за пустяшное по мнению многих казаков прегрешение. Наконец, кто-то не выдержал нервного напряжения, повисшего на площади, возмущенно выкрикнул:
– Есаул, разве можно казнить своего брата, боевого товарища, немного пошукавшего какого-то жида?
Выдержав паузу, отвечаю бузотеру:
– Казак, выйди в круг и представься, как службой предписано!
Тот замялся, но все же выполнил мой приказ:
– Десятник ингульского куреня Козак, пан есаул!
Все понятно, боец из числа присоединившихся к нам в Гарде правобережных казаков, воспринимает меня как юнца, неизвестно за что удостоенного высокого чина, а не заслуживающим уважения боевым командиром.
– Десятник Козак, ты считаешь, что приказ можно не исполнять, если он тебе не нутру. Так?
Казак молчал, ему нечем ответить. Отпускаю его: – Десятник, вернись в строй. – А потом обратился ко всем:
– Кто еще так считает, приказ казаку не указ?
Круг молчал, даже несогласные не осмелились пойти
