над ним нож, как-то по-бабьи взвизгнул и откатился на другой край кровати. Но она успела полоснуть его ножом по руке.
Плохо только, что он от вида собственной крови не испугался, а словно возбудился.
– Ты хотела меня зарезать! – радостно констатировал он. – Думала, я не стану сопротивляться и позволю какой-то блохе меня укусить?
И вдруг бросился на Людмилу. Как она ни следила за ним, а все равно отреагировать не успела.
Да и откуда бы у нее взялась такая же реакция? Она растерялась, из-за этого утратила бдительность, а Фил поднырнул под ее руку, закрутил так, что она сама выпустила нож.
Начал было ее пугать тем же ножом. Делал вид, что вот сейчас исполосует ее всю, изрежет, но не заметил и отблеска страха в ее расширившихся зрачках.
Тогда он взял нож за лезвие и метнул его в стену. Наверное, стены были из дерева или гипсокартона, потому что нож воткнулся и даже зазвенел, раскачиваясь.
А Фил потом сказал будто самому себе:
– Нет, так неинтересно. Я хочу, чтобы ты боялась, а то как будто обкололась, выпучила свои глазищи, и ничего, дупль-пусто!.. Не волнуйся, я что-нибудь придумаю. Фантазия у меня богатая, ты еще увидишь… Но в любом случае тебя надо вначале обезвредить.
То, что происходило дальше, показалось Людмиле дурным сном. Не могло такое случиться с ней. Она еще думала, будто Рыжий плохо с ней обращался. Да по сравнению с Филом он был просто святой. По крайней мере обходился с Людой в силу своих представлений об отношениях мужчины и женщины. Типа, что мужчина должен быть силен, без сантиментов и пресекать попытки женщин его приручить.
Фил же считал, что мужчина должен быть не только сильным, но и безжалостным, а женщина – безоглядно подчиняться ему и не иметь своего мнения. В крайнем случае держать его при себе. А если она этого не делает, значит, она еще дикая, неприрученная и с ней надо себя вести как с дикой. Пантерой там или львицей. Одним словом, как с животным. Использовать кнут так, чтобы от одного его щелчка у нее поджилки тряслись. Речи о том, чтобы женщиной дорожить, у него, похоже, не было. Использовал – и можешь выбросить.
Это Люда себе так объяснила, когда лежала на кровати, беспомощная, предоставленная ироническим взглядам своего мучителя.
Ко всему прочему она вовсе не считала свою фигуру идеальной, а потому его взгляды, иронично-брезгливые, воспринимала даже болезненнее, чем удары. Он будто инспектировал ее достоинства и недостатки, не говоря ничего о своих впечатлениях, но их легко можно было додумать.
И опять она стала мысленно вопить и стучать себя в грудь и призывать кого-то в свидетели: что она сделала такого, кроме собственных ошибок, за которые сама и страдает? Сделала плохо только самой себе, и за это судьба ее так наказывает? Разве она покусилась на чужое? Кого-то обокрала или убила?..
Вот она хотела убить, пусть и плохого, человека! А это большой грех. Сказано: не убий.
Вообще это неправильно. Насильников нужно убивать. Они, как бешеные собаки, не признают законов общества, в котором живут, а потому
