ежедневный эфир, – складывая губы в трубочку, пояснил Никита.
– И что дальше?
– Как что? Сама знаешь – больше людей будут знать в лицо!
– Ну, допустим, твоё лицо никак не лепится к проблемам экологии! – ухмыльнулась Боброва, щёлкнув инкрустированным ногтём по бокалу. – Или собираешься менять имидж?
Никита передёрнул плечами и обиженно выпятил губу.
– Ладно, не дуйся, – Нина миролюбиво тронула приятеля за плечо. – Лучше скажи, ты уже познакомился с Рубиным?
Телерепортёр оживился.
– Ну, не то чтобы познакомился, но видел сегодня. Мельком.
– И как?
– Высокий, красивый, уверенный в себе, умный… – глаза Никиты заволокло туманом.
– Откуда ты знаешь, что умный? – ведь не разговаривал, – подковырнула Боброва.
– Разве другой мог бы занять такое кресло в тридцать пять лет?
– Значит, ему тридцать пять. Так я и думала. Мой любимый возраст, – промурлыкала Нина. – А какой масти этот Рубин?
– Голубоглазый брюнет, – ответил Никита мечтательно.
– Моя любимая масть…
– Ну, ты особо не обольщайся, он женат, – строго заметил Мано.
– Ты тоже не обольщайся, – парировала Нина. Оба расхохотались.
Потом поговорили о разводе Тумановых, обсудили новую любовницу Трепакова, перемыли косточки Кривоносовой, поздоровались с десятком общих знакомых, заказали ещё по коктейлю, потанцевали, похвалили нового стилиста «Сеновала», демонстративно не заметили Звягинцеву, посмеялись над анекдотом бармена, съели по клубничному десерту. Подошёл хозяин заведения Карен Давыдович, выставил бутылку шампанского в серебряном ведёрке со льдом. Выпили втроём за плодотворное сотрудничество. Ближе к полуночи отправились в директорский кабинет смотреть никелевый сюжет в ночных новостях. Акопян оставил гостей одних, пообещав Бобровой: «Разворот – за мной!».
Включили телевизор: «Приезжие дельцы посягнули на самое святое – на наш Чернавский заповедник! – заговорил с экрана Никита. – Здесь, на этой площади, собрались те, кому небезразлична судьба реликтового леса…»
– Нет, ты это видела? – завопил вдруг Никита, тыча пальцами в экран, – это что за ракурс?! Ужас! Он что – специально так меня снимает?
– Ракурс как ракурс, – пожала плечами Нина.
– Завтра я ему устрою, – распалялся Мано, – он у меня теперь получит заказ! Как же! Возьму в другой раз Остроухова. Или нет, лучше Маликова.
Оператор перевёл камеру на лица пикетчиков, и Никита немного успокоился. Но стоило тому взять репортёра крупным планом, как тот снова запричитал, заламывая руки.
– О, боже! Нет, это невыносимо. Ну почему? За что?
Причиной новой истерики стал не загримированный прыщ на подбородке,
