средствами от подагры, головной боли и других недомоганий. Среди разноцветных коробочек встречались даже непросроченные препараты.
Выудив из-под пакета с детскими игрушками («Для племянниц одной из подруг», – пояснила Виола) теплый плед, Ева укуталась в него и притихла в надежде ввести Виолу в заблуждение – вдруг та подумает, что Ева спит? Старые дома, потолпившись за окном, уступили место новостройкам. А вскоре зеленым потоком хлынули деревья, укутанные в пышные кусты, совсем недавно забурлившие пеной листвы.
– …Да ты меня не слушаешь совсем! И не притворяйся. – Виола, с опасностью для редкого загородного, но все же движения, обернулась к Еве.
Ева, не отреагировав, продолжала следить за дерганой картинкой, изо всех сил изображающей пленер.
– Ева, дорогая, – настолько проникновенным голосом произнесла Виола, что ее дочь, занятая своими тяжелыми мыслями, повернула к матери удивленное лицо, – если ты так не хочешь ехать, я отвезу тебя обратно домой. Скажу, что ты простудилась. У тебя и правда болезненный вид. Ты бледненькая! Дай-ка я потрогаю твой лоб. – Виола потянулась к дочери, маневрируя с риском для жизни и здоровья всех, кто находился в пределах видимости. Но, вовремя передумав, свернула на обочину и остановилась. – Я поворачиваю обратно, – решительно сказала она. – Тебе надо выпить горячего молока с медом. Так… – Виола наконец дотянулась до лба уворачивающейся Евы. – Детка! Да у тебя жар! Срочно в постель. Придется отменить уроки фортепиано – я посижу с тобой, пока не спадет температура. Надо пригласить доктора Вайса. Никогда не доверяла этим юным шарлатанам, а он старый друг семьи, еще в детстве лечил твою ангину. Милый старичок! Приглашал меня тут как-то на ужин, а я, жестокая, все еще думаю. Как все это удачно! Но как же бабушка?.. С другой стороны, моя дорогая, если ты так настроена против этой встречи, ничего хорошего не выйдет. И потом, если даже я не знаю, зачем тебя хотят видеть, что можно ожидать от старых перечниц? Все что угодно, – уверенно заключила Виола и взглянула на Еву своими по-детски чистыми и ясными глазами, не утратившими с годами блеска и озорства.
Ева по-новому, более внимательно посмотрела на Виолу. Невозможно было представить, что истинный адепт семейных ценностей может пойти на поводу желаний не самой верной дщери клана.
– Ма, я хочу поехать! – И, немного подумав, добавила: – Меня Марфа просила.
– Тем более! – решительно сказала Виола, уверенная, что, раз не обошлось без Марфы, значит, дело и впрямь неприятное. От всего неприятного, некрасивого и грустного Виола старалась держаться подальше. – Скажем, что ты серьезно заболела. Или нет (еще накликаем беду!), скажем, что заболела я.
– Не глупи, ма. Едем, – скомандовала Ева.
Вздохнув, Виола завела машину. Впрочем, покрутив настройку радиоприемника и найдя волну, передающую шлягеры прошлых лет, она довольно быстро повеселела и даже начала подпевать. Когда-то ей прочили карьеру опереточной дивы. Со своим нежным меццо-сопрано Виола и впрямь смогла бы
