лишь на миг вспыхнувший во тьме.
Радость, в ту же секунду ставшая воспоминанием.
Настоящее счастье почти всегда воспринимается уходящим, даже если оно недавно пришло.
Я не помню, что мы ели
Что мы пили…
…Помню: мы одни – в постели – вместе – были.
И под грубыми руками пианиста
Ты горела вся, как пламя, – мощно, чисто!
Целовал холмы, ложбины, лоб горячий…
Санька, ты ж была с мужчиной —
Что ж ты плачешь?..
Но, пылая головнёю, вся сияя,
Ты сказала: – Я с тобою – умираю…
Кипятком по сердцу дико хлестануло.
Ах, портниха ты, портниха!.. Всё… Уснула…
И тогда в ночи безбрежной, тьме кромешной
Целовал живот твой нежный и безгрешный.
Целовал большие руки в тайных венах,
Что обнимут все разлуки, все измены
Целовал ступни корявые, в мозолях,
Что прошли путями ржавой бабьей боли.
И, горящими губами скул касаясь,
Будто во сиротском храме причащаясь, —
Я заплакал над тобою, Саня, Саня,
От мужской забытой боли воскресая,
Оттого, что я – лишь лабух ресторанный,
Что судьба не любит слабых, окаянных!
И во сне ты ворохнулась… Блеском – зубы…
И царевной улыбнулась пухлогубой…
И клещами рук я сжал твои запястья —
Будь я проклят, я держал, держал я счастье.
Герои «Коммуналки» нянчат детей и бегут на мороз, спасаясь от пьяного скандала; дежурят в котельной и переругиваются на кухне, над керогазами и примусами; старухи насмешничают над красавицей Санькой, мать избивает сына, срывая на нем злобу нищеты и отчаяние одиночества. Перед нами – многоголосая, многоликая фреска, и люди на этой фреске прописаны то бегло, то тщательно, но всегда – точно. Этот текст – точный портрет времени, что не вернется никогда. И тем оно дороже, тем бесценнее его свидетельства, его подробности и детали.
* * *
Считается, что вещественные приметы любой эпохи постепенно уходят в небытие, а наиболее чистым и достоверным свидетельством времени остается поэзия. Ясные, суровые строки Елены Крюковой наверняка останутся потомкам. И прошлое наших послевоенных голодных лет будут долго изучать ученые параллельно с детьми седьмого или восьмого класса российской школы будущего. Это почти документ. Точный и безжалостный. Нежный и огненный. Неукрощенная стихия стиха течет пламенным потоком в гранитном русле правды.
Флаги винны, флаги красны —
Сколько крови пролито!..
Неужель снега напрасно кровушкою политы?..
Помню: стылый окоп. Тишь после взрыва.
И под каскою – лоб мыслит потный: живы…
Да,
