чаще всего указывают на высокую мотивацию достижения, присущую спортсмену, или на какие-либо ее производные. Вместе с тем должной конкретизации содержания этого качества обычно не дается. Если обратиться к тем случаям взаимодействия способностей спортсменов, происходящим в процессе соревновательной деятельности, которые мы рассмотрели выше, то следует, по нашему мнению, с каждым из них соотнести свою модель «стремления к успеху».
В первом случае успех мною оценивается и эмоционально положительно переживается как полный лишь тогда, когда он укрепляет доброжелательные отношения ко мне со стороны окружающих меня людей, в частности тех, с кем я соревнуюсь, и когда сами эти люди выступают для меня как соратники, как люди мне близкие. В спорте, как и в любой другой сфере социальной жизнедеятельности, мне должен быть дорог не сам по себе успех, не сама по себе победа, а истина человеческих отношений (или успех в той мере, в какой он является успехом в деле утверждения истинного принципа человеческих отношений). Это не значит, конечно, что соперник не может вызвать у меня отрицательные эмоции (например гнев или даже ярость), но он должен вызвать у меня такие эмоции не просто как человек, который мне противостоит, должен их вызвать не просто потому, что он противостоит мне, – негативизм, возмущение он должен рождать во мне лишь как противник истины, как человек, нарушающий своими действиями тот принцип человеческих взаимоотношений, который мне дорог как истинный, в частности, принцип справедливого, демократического соревнования, который исходно закреплен правилами спортивной борьбы, и лишь в том случае, если он такое нарушение позволяет себе.
Стремление к успеху может оказаться и чисто индивидуалистическим стремлением. Победа в таком случае – это определенный, положительный для меня итог борьбы, которая начиналась во враждебном мне окружении и в таком же окружении (или даже в еще более враждебном) закончилась; здесь победа – это успех в борьбе за выживание. Очевидный драматизм такого рода соревнования, на первый взгляд, чрезвычайно активизирует человека на тренировке и в соревновании. Поэтому установка на агрессивное поведение довольно часто расценивается тренером как наиболее приемлемая для спортсмена если не в нравственном плане, то хотя бы с точки зрения имеющей место при этом силы мотивации. Это, конечно, ошибка: индивидуалистическое стремление, взятое со стороны его «энергетических возможностей», всегда оказывается более слабым, чем стремление коллективистское, поскольку первое противоречит человеческой природе, а второе ей соответствует (первое ее разрушает, а второе укрепляет), поскольку желание победы моего «индивидуального я» при прочих равных условиях всегда слабее во мне, чем желание победить, характерное для того «мы», которое также во мне присутствует и без которого нет и моего «я» (того «мы», по отношению к которому мое «я» вторично). Человек, действующий ради одного лишь себя, всегда может
