доползти до Северного полюса со скоростью улитки.
Мать Софии приготовила то, что, по ее словам, называлось «домашним городским обедом» и в сущности оказалось начинкой из гречки, обжаренной с маслом и луком. Она по ложечке скармливала это яство малышке Сальции, которая сидела рядом с ней на высоком детском стульчике.
Кто-то позвонил в дверь, и София пошла открывать, вышла за порог в коридор и тихим голосом с кем-то разговаривала, прежде чем вернуться к столу. Когда отец спросил ее, что там такое, она ответила, что лавочник Лебил ищет воришку.
Они расспрашивали меня о семье, и поскольку мне нечего было рассказать, я заговорил о Лутеке. Я сказал им, что он любит забираться на электрические столбы, просто чтобы смотреть на людей сверху. Я рассказал, что, когда мы едем в набитом людьми трамвае, он любит болтать о том, что происходит между мужчиной и женщиной. Брат Софии возмутился, но ее отцу это показалось забавным. София спросила, была ли у Лутека девушка, и я рассказал, что была одна девушка, которой он восхищался, и что он каждый вечер на протяжении целого месяца стоял у ворот ее дома с письмом, в котором рассказывал о своих чувствах, но когда бы она ни выходила, он всякий раз пугался и уходил.
Отец Софии говорил о фабрике метел и о способах, которыми он собирался добыть денег для этого предприятия. Он говорил о дедушке Софии, который в жизни ни от кого не слышал доброго слова и, будучи десяти лет от роду, каждый вечер отсылался ужинать в дом, где жила другая семья, а когда у него самого появились дети, он всегда предпочитал экономить на питании семьи, вместо того чтобы зарабатывать больше. Отец сказал, что, по его мнению, София пошла в деда. В ответ девочка согласилась и добавила, что в целом всех недолюбливает. Отец рассказал о том, что, когда дочери было шесть, ему как-то раз пришлось вышвырнуть ее из магазина за то, что в присутствии одного из самых важных клиентов она высказала мнение, будто бы предложенная отцом цена уж слишком высока.
Сальции не нравилась начинка, и матери приходилось ложкой убирать остатки гречки с ее лица, чтобы затем снова пытаться ее этим накормить. Занятая этим мать спросила, не является ли Лутек, которого я так расписываю, несмотря на все его прегрешения, хорошим мальчиком. Я ответил, что да, а София ответила – нет. Ее отец рассмеялся, а мать от неудовольствия скорчила гримасу. Они никогда не смотрели друг на друга, но семья худо-бедно держалась вместе.
Все притихли. Иехиэль смотрел на меня так, будто во мне ему чего-то не хватало. Отец Софии напомнил мне о комендантском часе, а мать еще раз поблагодарила за мед, который так и не подала к столу. София провела меня до двери, и я не понял, как трактовать взгляд, которым она наградила меня, прежде чем закрыть дверь и оставить в коридоре. Спускаясь по лестнице, я сказал себе, что нет ничего плохого в том, чтобы иметь друзей, но не стоит лезть туда, где мне не рады.
ВСЕ В МОЕЙ СЕМЬЕ ОБРАДОВАЛИСЬ НОВОСТИ о том, что немцы начали воевать во Франции, и потом расстроились, когда узнали, что они взяли
